Айман Экфорд: «О «полиции мыслей» внутри ЛГБТ-движения»

Некоторые активисты считают, что интерсекциональность мешает солидаризации и разрушает коллективные идентичности ЛГБТ и феминистского движения.

У меня есть две новости для этих активистов — одна хорошая, а одна — плохая.

Хорошая новость заключается в том, что они ошибаются.
Я ни у кого не встречала такую способность солидаризироваться практически с любыми угнетенными группами, и выступать против любой несправедливости со стороны сильных мира сего, как у интерсекциональных феминисток (особенно у англоязычных интерсекциональных феминисток, потому что в России практически нет «своего» интерсекционального движения).
А такую сильную склонность к коллективной гордости, коллективной ответственности и коллективным идентичностям, которую я встречала у интерсекциональных феминисток, я видела только у некоторых не-интерсекциональных движений за гражданские права 20-го века.

Так что, вроде бы, активисты, которым не нравится интерсекциональность, могут быть спокойны. Разговор окончен, их опасения не оправдались.
Но увы, есть плохая новость. А «плохая новость», видимо, заключается в самом факте моего существования. Дело в том, что я веду сайт и паблик на интерсекциональную тематику, и мои ресурсы становятся все популярнее. При этом, совершенно не склонна к коллективизму. Я никогда не испытывала коллективной ответственности. И мне сложно понять, что такое коллективная гордость.

При этом я не отрицаю, что для других людей эти чувства очень важны. Я не отрицаю, что эти чувства могут приводить к позитивным изменениям, что они могут помогать людям становиться увереннее и вместе бороться за равноправие и социальную справедливость... Более того, я перевела с английского уйму текстов о коллективной гордости аутичных людей, о коллективной гордости ЛГБТ-людей, и о том, как представителям разных угнетенных групп важно найти свое сообщество.
Я понимаю, что людям нужны эти тексты.

Но при этом я не считаю, что я должна скрывать свой опыт и свои чувства.

А мой опыт заключается в том, что только в подростковом возрасте я стала потихоньку понимать значение таких слов, как «грусть», «отчаяние», «счастье», «стыд» и «тревога».
Подобные сложности с пониманием слов, обозначающих эмоции, и с описанием эмоций словами называются алекситимия, и в том или ином виде алекситимия встречается у большинства аутичных людей. Возможно, поэтому мне сложно понять, что обозначает слово «гордость» в его русскоязычном варианте.
Несколько раз я читала англоязычные тексты на тему аутизма и на тему ЛГБТ, и там было описание мыслей и чувств, которые авторы сводили к слову “Pride” - это сложно пересказать, но эти описания были связаны с принятием своих отличий и с радостью от того, что существуют другие люди, похожие на тебя. Тогда я подумала - «наверное, это и есть то самое». Я испытывала это ощущение всего несколько раз в жизни, и оно не было связано с русскоязычным ЛГБТ-сообществом и с русскоязычным феминистическим движением.

Многим русским активистам это может показаться неприятным, но я не могу заставить себя почувствовать то, что я не чувствую.

Я не могу переделать свой образ мышления и избавиться от алекситимии.

И тем более я не могу сделать то, что некоторые активисты считают важным — понять, как можно чувствовать гордость за историю «своих людей», в частности, за российскую историю — или признать логичность этого ощущения.
Во-первых, потому что эта эмоция нелогична. Эмоции вообще очень редко связаны с логикой.
Во-вторых, потому, что я не русская, а значит, вообще не имею никакого отношения к российской истории.
И, наконец, потому что я действительно не испытывала таких сильных чувств ни к одному народу и ни к одному сообществу просто из-за того, что я к нему принадлежу. Возможно, это тоже связано с моими нейроотличиями — с тем, что у меня слабо развит механизм подражания, «стадности», или с тем, что большинство людей, даже представители «моего народа» мыслят не так, как я. Да, другим людям важно испытывать гордость за прошлое своего народа или своего движения — но не мне. Я даже с трудом понимаю, как эту гордость можно чувствовать. Возможно, когда-нибудь это изменится, а возможно — нет. Но важно не это.

Важно то, что я считаю, что не испытывать чувства коллективной ответственности так же нормально, как не верить в Бога.

Аргумент: «о, как же ты можешь быть хорошим человеком и совершать правильные поступки, если не чувствуешь коллективной ответственности» для меня так же абсурден, как аргумент: «как же ты можешь никого не убивать, если ты не веришь, что тебя за это покарает Господь».

Я считаю, что для того, чтобы защищать права меньшинств и бороться за справедливость, человек не обязан считать своих союзников по активизму «семьей» или «сообществом». Для того, чтобы заниматься активизмом, могут быть самые разные причины — начиная от других чувств и убеждений (вроде того же чувства справедливости, и заканчивая простым расчетом (вроде: мне выгодно жить в обществе, где принимают таких людей, как я, и мне выгодно, чтобы в обществе у всех людей были равные возможности)).

ОК, пусть так, но причем здесь интерсекциональность?
Почему я просто не попрошу не распространять мой личный опыт на опыт всех интерсекциональных феминисток и интерсекциональных ЛГБТ-активистов?

Потому что я ненавижу, когда другие люди указывают мне, что я могу, а что не могу чувствовать.

И когда мой вклад в движение считают менее ценным исключительно из-за того, что я не боюсь говорить о своем опыте, то это явно вопрос интерсекциональности. Потому что меня исключают из движения — как человека с алекситимией, как аутичного человека, как инвалида, как человека, чьи взгляды отличаются от взглядов большинства.

Одна из моих целей как ЛГБТ-активиста заключается в том, чтобы позволить другим ЛГБТ-людям быть собой и открыто говорить о своих чувствах, если они этого хотят.
Что же предлагают мне другие активисты? Скрывать, кто я есть? Скрывать, что я чувствую? Не упоминать о своем опыте, потому что он, (о ужас!) расходится с доминирующей политикой движения?
Черт возьми, так что же это тогда - ЛГБТ-движение или Коммунистическая Партия Советского Союза?
Почему ради того, чтобы не врать и не притворяться, я должна врать и притворяться? Ради, «светлого будущего», да?

Но кто мне его обеспечит? Я не знаю ни одного движения, которое указывало бы другим людям, как им думать, и при этом не было бы дискриминационным. Поэтому я не верю, что если я сейчас задвину свою повестку, то о ней чудесным образом вспомнят потом.
Если честно, я не думаю, что радфемкам, которые говорят об «общем женском опыте», и «цис-геям», которые говорят о «коллективной идентичности ЛГБТ-людей» есть дело до таких, как я.

Никому нет дела до тех, кто не похож на большинство людей. Тех, кто отличается, даже не считают за людей. И то, что я вижу в ЛГБТ-движении и в фем.движении, не сильно отличается от общества в целом.
Я это знаю, потому что во мне видят угрозу. В том, что я просто описываю свой опыт (не пытаясь сделать его универсальным, не пытаясь навязать его другим), видят угрозу. В интерсекциональном активизме в целом видят угрозу.

Почему?
Потому что этим людям надо спасти «общий коллективный женский опыт»? Или «общий коллективный опыт гомосексуальных людей»? Я так не думаю, потому что, (СЮРПРИЗ!), этого опыта нет. Я могу с уверенностью сказать, что мой опыт гомосексуального человека кардинальным образом отличается от опыта цис-геев, которые провозглашают этот «общий ЛГБТ-опыт». А мой женский опыт отличается от женского опыта Хиллари Клинтон или от женского опыта среднестатистической жительницы Сомали (Кстати, интересный у нас бы вышел разговор об "общем опыте"). Да, у нас могут быть общие повестки, но общие повестки у меня могут быть и с американскими конгрессменами-республиканцами — и что, из-за этого у нас супер-какой-одинаковый опыт?
Думаю, отсутствие общего опыта очевидно всем, кроме самых привилегированных — так зачем спасать то, чего нет?

Может быть, из-за того, о чем я написала выше. Из-за того, что людей пугают отличия? Что учитывать отличия слишком сложно, а люди, которые отличаются от большинства, для них - «не совсем люди», те, чьими интересами можно пожертвовать «ради общего блага движения»?

И я искренне думаю, что тут дело не в сложности. Тут дело в нежелании признать, что все люди — разные, и в нежелании бороться с собственными стереотипами о том, какими должны быть «правильные люди» - и «правильные активисты».
Представители меньшинств — в том числе и я — часто предлагают подробные инструкции и помощь для того, чтобы различные движения за социальную справедливость (и общество в целом) стали более доступными для этих меньшинств. Более привилегированным активистам просто надо послушать. Проблема в том, что представителей меньшинств просто не хотят слушать. Активистам надо понять, что в их движениях есть те, кого дискриминируют сразу за принадлежность к нескольким категориям, и что этим людям не повезло гораздо больше, чем тем, кто говорит об «общем опыте».
Но активисты зачастую не хотят слушать.

Я уже знаю, как это работает.
Я видела, как на ЛГБТ-мероприятиях мисгендерят трансгендерных людей.
Я видела, как на ЛГБТ-мероприятиях говорят, что людей с ментальными заболеваниями, таких людей, как я — не должно существовать.
Я видела в ЛГБТ-сообществе сексизм, расизм, эйблизм, эйджизм, лукизм, ненависть к мусульманам, ненависть к мигрантам... самую разную ненависть к самым разным социальным группам.

Я знаю, что большинство российских ЛГБТ-мероприятий являются сегрегированными.
На них не могут попасть люди с разными видами инвалидности, в том числе — мои знакомые. Не потому, что у ЛГБТ-организаций нет средств на то, чтобы это изменить — а потому, что ЛГБТ-организации об этом забывают в последний момент, даже если я даю им все рекомендации и готова помочь с их реализацией.
Я занималась инклюзией. Я не знаю, с чем сталкиваются те, кто работал с другими меньшинствами внутри сообщества. Но, подозреваю, им пришлось нелегко.

Так что, в отличие от фантазий некоторых цис-гей активистов, ЛГБТ-движению (как и фем.движению), очень далеко до понимания интерсекциональности. И если эти цис-гей активисты хотят воспринимать малейшие попытки создания интерсекциональности как угрозу своему движению — что же, я не хочу иметь ничего общего с этим движением.

Я считаю, что сила движения не в том, чтобы все его члены были одинаковые, а в том, может ли оно помогать тем, кого считает «своими», и может ли мобилизоваться в сложных ситуациях.
Если «свои» для ЛГБТ-движения — это гендерно-конформные русские геи и лесбиянки без инвалидности, которым плевать на эйджизм и расизм, то это движение не для меня. Оно не сможет мне ничем помочь.
И в сложную минуту этому движению придется организовывать только самых привилегированных членов ЛГБТ-сообщества, потому что от всех остальных оно избавится гораздо раньше.

И даже если бы мне было свойственно чувствовать коллективную гордость, я бы точно не смогла ощутить ее от сотрудничества с этим движением.
Мне не нужна «коллективная гордость», которая покупается за счет исключения других дискриминируемых групп — за счет исключения тех, кто слабее и кому больше всего нужна поддержка.


___
P.S. Я не хочу сказать, что все интерсекциональные активисты «хорошие», а все цис-геи - «плохие». Я видела как интерсекциональных активистов, которые сами дискриминируют представителей других групп, так и привилегированных цис-геев, которые делают важные и хорошие вещи. Кроме того, одни и те же активисты могут как вредить, так и помогать, понимать одно, но не понимать другое, делать потрясающие вещи и при этом поддерживать дискриминацию. Люди не совершенны. И даже те активисты, которых я здесь критикую, в других вопросах сделали много хорошего.
То же самое касается феминисток из разных направлений феминизма.
И, прежде всего, сейчас я критикую идеи и тенденции, а не конкретных активистов.