понедельник, 25 сентября 2017 г.

Лин Катч Чэри: "Культурная апроприация или уважение к чужой культуре: проработка наших оправданий как белых союзников"

(Примечание администрации сайта-переводчика: Мы против ограничений свободы творчества и запретов художественных произведений, но считаем, что люди, которые пишут произведения от имени представителей других культур должны тщательно все продумать и изучить, чтобы случайно не воспроизвести стереотипы, которые вредят реальным людям. Если такие стереотипы воспроизводятся, то их можно (и нужно) критиковать. Точно так же мы не советуем вам приставать на улице к другим людям из-за КА, и указывать им, что носить. Но мы согласны с тем, что важно быть осторожными в использовании сакральных элементов других культур, и просвещать своих знакомых, которые могут ненамеренно оскорбить представителей этнических меньшинств. Внимание: В разных странах разные предметы могут считаться или не считаться КА, и со временем понимание может меняться.)

_____
Источник: The Body Is Not An Apology Переведено с разрешения TBINAA. Больше статей о КА вы можете найти на их сайте.

Переводчик: Ольга Тарабрина 



Коренной американец в национальной одежде стоит перед камерой. Источник.
Не так давно я обедала со своей 82-летней подругой, которая всю свою жизнь была активисткой за социальную справедливость. Она поэтесса и публикуется в нескольких небольших литературных журналах, постоянно слушает широкую подборку подкастов, много читает и все еще проявляет острый интерес к миру вокруг нее. Ее поэзия фокусируется на жизни рабочих людей всех рас, однако по большей части, белых женщин, часто основываясь на ее собственном жизненном опыте, и часто от имени тех, о ком она пишет. Когда она была ребенком, ее семья была очень бедной, и сама она половину жизни была одинокой, работающей за низкую зарплату женщиной. Мы обе белые.

Недавно она прочла одно из своих более известных стихотворений на местном поэтическом вечере. Оно написано от имени цветного ребенка, в ситуации, в которой моя подруга никогда не оказывалась, но к которой она испытывает огромную долю сочувствия. Как бывшая школьная учительница, она знала много таких детей, и поэтому чувствовала себя способной отразить позицию ребенка в  стихотворении. Как обычно, стихотворение было хорошо принято публикой, которая состояла в большинстве своем из белых женщин, и по большей части, хоть и не полностью, среднего возраста и старше.
Чувствовал ли себя кто-нибудь, кроме меня, из-за этого некомфортно? Я понятия не имела.

За ужином через пару недель я спросила ее, знает ли она, что такое культурная апроприация. Она сказала, что нет, она никогда о таком не слышала. Когда я объяснила, она немедленно поняла, в том числе, и почему ее стихотворение заставило меня чувствовать себя некомфортно. Также я ей сказала, что знаю двух других поэтесс, которым хорошо знакомы с тем опытом, что она описала, и что я подозревала, что, даже понимая ее благие намерения, они, вероятно, не были бы благодарны за то, что пожилая белая женщина из совершенно другой культуры апроприировала их голоса. Она согласилась поработать над тем, чтобы переписать текст от ее собственной перспективы и от ее имени.



Однако прежде чем это случилось, у нее была возможность встретиться с одной из поэтесс. Моя подруга отправила ей стихотворение и попросила о рецензии. Она получила вежливое, но настойчивое описание причин, по которым стихотворение было проблематичным, и способов, которыми она могла бы это исправить. Подруга была благодарна и внимательна к критике.


Ее поведение, однако же, было совершенно нетипичным в моем опыте. Вот два других коротких примера. Несколько месяцев назад на двух разных поэтических воркшопах, я слышала стихотворения, написанные пожилыми белыми поэтами. В первом случае, стихотворение было написано от имени, видимо, латиноамериканца с умственными способностями ниже среднего, работающего в экспресс-окне ресторана фастфуда, в районе, где у него было много клиентов-латиноамериканцев. Текст был неаутентичным и некоторым из нас показался расистским. Однако когда на то, что писать от имени такого человека в такой манере - неподобающе, указали - две цветных женщины и одна белая, - пожилой белый поэт не мог понять, почему то, что он сделал, могло быть сомнительным. Его поддержали все остальные (более молодые) белые авторы в аудитории, придя к старому привычному выводу, что “если это считается ненормальным. то нам заявляют, будто писатели могут писать исключительно о таких людях, как они сами”.


На втором воркшопе, белая поэтесса, которая была одета в современную одежду, представляющую из себя соблазнительный вольный микс одежды аборигенных племен юго-запада, дополненной многочисленными ожерельями, серьгами, браслетами и кольцами, сделанными из серебра и бирюзы, прочла стихотворение от имени некой неопределенной женщины-аборигенки. Здесь не было принято критиковать стихотворения, но если и было бы, я не стала бы ничего говорить, так как подозревала, что никто в этой аудитории белых женщин среднего класса не понял бы, о чем это я, и все это было бы названо уважением и любованием чужой культурой. Стоило ли мне заговорить, несмотря на это? Тогда я решила, что ни время, ни место не были подходящими, но теперь я сомневаюсь.


Мое собственное образование в понимании, что такое культурная апроприация, - сравнительно свежее, то есть я изучала его только в последнем десятилетии, и оно  ни в коем случае еще не завершено. Оно началось, как и многое другое, благодаря моей дочери, которая неизбежно опережает меня (к счастью!) в изучении вещей, которые я, как мне казалось, уже знаю. Хотела бы я сказать, что немедленно поняла, о чем она говорит, но это было не так. Эта тема всплыла, когда она критиковала белых парней, носящих дреды. Хотя я совершенно не понимала, зачем они это делали (моя ужасная консервативная сторона), я так же не понимала, почему это воспринимали как нечто оскорбительное, а не как пример старого изречения: “имитация - самая высшая формы похвалы”.


Это недопонимание возникло из моего невежества насчет истории дредов, их отношения к Растафарианству и моей веры в то, что дреды - “просто” прическа. Я начала понимать, что во многих случаях была виновна в культурной апроприации, думая, что это уважение к чужой культуре, и что, к несчастью, это относится буквально ко всей белой Америке.
Теперь я также знаю, что концепция культурной апроприации - это очень сложная тема для разговора, в которой далеко не всегда легко разобраться, и конкретно для меня, как пожилой белой женщины, которая старается всегда бороться с собой и быть более сознательной, концепция, чреватая неуверенностью и даже, иногда, внутренним протестом.
Одна из причин этого широко распространенного недопонимания среди многих прогрессивных белых людей в борьбе против расизма, особенно среди тех из нас, кто старше, редко упоминается. По крайней мере, я не видела упоминаний, пока читала о культурной апроприации - далеко не исчерпывающе, но заметно больше, чем любой из моих ровесников.


Дискуссия о разнице между культурной апроприацией и  уважением к чужой культуре слабо освещена и мало оценена в мейнстриме, особенно в тех медиа, где это необходимо, - в тех, где ее могут увидеть белые либеральные люди, считающие, что они против расизма.


Если они об этом не знают, их это не волнует. Если их это не волнует, они уж точно не изменятся.


Причины, по которым эту тему не поднимают, очевидны: интеграция и невероятное упрощение культур со всего мира глубоко укоренились в нашей национальной мифологии и повседневной жизни как что-то позитивной (Тако Белл любите?)


Идея попросить американцев теперь, после многих лет глобальной эксплуатации,  распознавать это как кражу и апроприацию устрашает. Это все равно что попросить нас признать наши расизм и привилегии; можно увидеть насколько эффективно было до сих пор обсуждение белой привилегии, где даже те, кто говорят “Я не расист!”, начинают защищаться. Но так же, как мы не можем избежать разговора о привилегиях, мы не можем избежать и дискуссии об апроприации, обсуждая ее только между собой.

1. САМООБРАЗОВАНИЕ.

Как недавно указала Джули Фенг, динамика власти и исторический контекст являются ключевыми в понимании разницы между культурной апроприацией и любви к чужой культуре. Как белая женщина, я стараюсь образовывать себя, тщательно изучая, что говорят люди, чья культура была апроприирована. Существуют огромная внутреннее стремление сказать “но это так красиво…”, и “но ведь то”, и “но ведь это”, и необходимость понять, почему красота, то и это однозначно не самые важные стороны вопроса.


2.ПРОРАБОТКА НАШИХ ОПРАВДАНИЙ, ПРИЗНАНИЕ НАШИХ РЕАЛЬНЫХ УСЛОВИЙ.
Сложно смотреть на вещи, которые мы любим, и признавать, что они представляют из себя культурную апроприацию, что, возможно, хуже, что когда мы их купили, мы сами поучаствовали в культурной апроприации, даже если не ведали об этом.

Что нам делать теперь с этими любимыми предметами? Нужно ли их просто выбросить?
На мой взгляд, вовсе нет. Но следует посмотреть на них новыми глазами, лучше зная и понимая, о чем эти вещи говорят. Если это часть одежды, украшений или что-то еще, имеющее особенную религиозную или какую-то иную ценность в изначальной культуре, можно решить больше не носить или не использовать больше эту вещь из уважения (если только она не была подарена представителем культуры). Если вещь ценная, возможно, стоит подарить ее обратно представителям ее родного племени, или отдать благотворительной организации, принадлежащей аборигенам. Становиться более сознательным нелегко, но это всегда первый шаг.


3. ГОВОРИТЬ ОБ АПРОПРИАЦИИ, КОГДА МЫ ЕЕ ЗАМЕЧАЕМ.

Это вовсе не значит, что это будет легко. И точно не нужно всегда ввязываться в спор. Но надо быть готовым при необходимости объяснить целую кучу всего и иметь наготове несколько хороших примеров. Это может значить, что будет нужно принимать трудные решения, некоторые - быстро, с непредсказуемыми результатами.


Прошлой весной в университете Сан-Франциско черная женщина подвергла белого студента критике за то, что он носил дреды. Белый студент отреагировал заносчиво и начал агрессивно обороняться, и возникло столкновение. Наиболее показательно (хоть и не удивительно) то, как быстро это превратилось в историю о белом студенте-жертве и черной студентке-злодейке, агрессоре. В результате она стала жертвой резкой,  мизогинистичной и беспощадно расистской реакции. Это снова служит важным напоминанием о трудности нашей задачи и  о том, как важно использовать силу, которую нам дает радикальная любовь к себе.
Я не могу изменить свою белую кожу  и ту неосмысленную апроприацию, в которой я участвовала в прошлом. Так как я пожилая белая женщина, я вряд ли столкнусь с такой отдачей, как в Сан-Франциско.

Так как у меня есть этот дополнительный слой защиты, у меня есть дополнительная обязанность использовать мои привилегии чтобы указывать на апроприацию, когда я вижу ее, и поднимать этот вопрос среди тех людей вокруг меня, что несведущи, но готовы учиться и меняться. ___ Переведено специально для проекта Пересечения.