Вывел для себя две формулы отношения взрослых к детям.
- Ожидать и требовать как от равного по возможностям, а относиться как к низшему. Свысока и подавляюще, например.
- В ожиданиях учитывать возрастные возможности развития, но относиться как к равному. Уважительно и сотрудничающе, например.
Вторая формула может выглядеть как что-то неочевидное и непонятное в нашей культуре, где в отношениях между людьми доминируют нормативные иерархии. Внутри этой культуры сложно представить, что можно на-равных относиться к тому, у кого не такие возможности, как у тебя.
К верху иерархии близки люди максимально нормативные - "полноценные" и "дееспособные" в плане соответствия доминирующим стандартам тела, когнитивных и социальных навыков. Но максимальное соответствие этим стандартам невозможно, потому они идеализированны и недостижимы. Но чем меньше это соответствие, тем ниже статус в иерархии. Тем меньше с человеком или другим живым существом считаются. Тем меньше прав и привилегий. В том числе права на уважение.
При таком подходе считается обузой любой человек, ограниченный в возможностях или обладающий альтернативными возможностями - для семьи, общины, общества и т.п. Они описываются как бесполезные, ведь при инструментальном подходе к людям и другим живым существам их статус определяется еще и пользой.
И главная проблема с детьми в такой культуре - сложно смириться с их "бесполезностью" и "неполноценностью". Поэтому от них нужно требовать по-максимуму, а относиться свысока. При этом, дети считаются ценностью, но не признаются самоценностью. Это, скорее, социальная привилегия, признак нормативности и состоятельности семьи в её фамилистском понимании. А также признак гендерной нормативности, и женской, и мужской.
В нашей культуре есть понятие детства как длительного и особого периода, когда ребенок и не должен быть "дееспособным" и "полезным". Институт детства, что называется. Благодаря этому детский труд у нас не считается законным и нормативным. Но, наверное, это еще недоинститут - есть такие атавистические общинные ожидания, что все-таки дети должны быть чем-то полезны. Или, как минимум, должны быть равными взрослым по возможностям контроля над своим поведением, и умению подчиняться - соблюдать предписания дисциплины и иерархии. Главная характеристика ребенка - послушный или непослушный.
Надо признать, что и жизнь семьи тяжела - экономика и социальное равенство не настолько развиты, чтобы полноценно поддерживать институт детства. Вся нагрузка ложится на семьи - и экономическая, и нормативная.
Культура и общество требовательны к семьям в плане ответственности за функциональность и "полноценность" детей - этим меряется нормативность родителей, их социальная состоятельность. И эта требовательность нисходит по иерархии на детей, ложится на них в виде сверхожиданий, но без уважения и признания - они внизу этой иерархии.
- Ожидать и требовать как от равного по возможностям, а относиться как к низшему. Свысока и подавляюще, например.
- В ожиданиях учитывать возрастные возможности развития, но относиться как к равному. Уважительно и сотрудничающе, например.
Вторая формула может выглядеть как что-то неочевидное и непонятное в нашей культуре, где в отношениях между людьми доминируют нормативные иерархии. Внутри этой культуры сложно представить, что можно на-равных относиться к тому, у кого не такие возможности, как у тебя.
К верху иерархии близки люди максимально нормативные - "полноценные" и "дееспособные" в плане соответствия доминирующим стандартам тела, когнитивных и социальных навыков. Но максимальное соответствие этим стандартам невозможно, потому они идеализированны и недостижимы. Но чем меньше это соответствие, тем ниже статус в иерархии. Тем меньше с человеком или другим живым существом считаются. Тем меньше прав и привилегий. В том числе права на уважение.
При таком подходе считается обузой любой человек, ограниченный в возможностях или обладающий альтернативными возможностями - для семьи, общины, общества и т.п. Они описываются как бесполезные, ведь при инструментальном подходе к людям и другим живым существам их статус определяется еще и пользой.
И главная проблема с детьми в такой культуре - сложно смириться с их "бесполезностью" и "неполноценностью". Поэтому от них нужно требовать по-максимуму, а относиться свысока. При этом, дети считаются ценностью, но не признаются самоценностью. Это, скорее, социальная привилегия, признак нормативности и состоятельности семьи в её фамилистском понимании. А также признак гендерной нормативности, и женской, и мужской.
В нашей культуре есть понятие детства как длительного и особого периода, когда ребенок и не должен быть "дееспособным" и "полезным". Институт детства, что называется. Благодаря этому детский труд у нас не считается законным и нормативным. Но, наверное, это еще недоинститут - есть такие атавистические общинные ожидания, что все-таки дети должны быть чем-то полезны. Или, как минимум, должны быть равными взрослым по возможностям контроля над своим поведением, и умению подчиняться - соблюдать предписания дисциплины и иерархии. Главная характеристика ребенка - послушный или непослушный.
Надо признать, что и жизнь семьи тяжела - экономика и социальное равенство не настолько развиты, чтобы полноценно поддерживать институт детства. Вся нагрузка ложится на семьи - и экономическая, и нормативная.
Культура и общество требовательны к семьям в плане ответственности за функциональность и "полноценность" детей - этим меряется нормативность родителей, их социальная состоятельность. И эта требовательность нисходит по иерархии на детей, ложится на них в виде сверхожиданий, но без уважения и признания - они внизу этой иерархии.
