(Примечание администрации сайта: данная статья переведена из-за того, что многие проблемы, описываемые в ней, глубоко укоренились в мейнстримном российском феминистическом, ЛГБТ и либерально-оппозиционным движении)
Источник: this ain't livin'
Очень долго я отказывался считать себя феминистом. Я повторял существующие в окружающей меня культуре стереотипы о том, что феминизм сейчас зашел «слишком далеко», и теперь истерит по поводу всякой ерунды, вроде того, надо или нет брить волосы на ногах. Но я всегда считал, что у женщин меньше возможностей, чем у мужчин, и хотел, чтобы у всех членов общества были одинаковые возможности. Поэтому я стал узнавать, что такое феминизм от окружающих меня феминисток. Так я стал причислять себя к их движению. В конце концов, кто не захочет быть частью движения, которое на фундаментальном уровне считает, что женщины тоже являются людьми?
И только когда я вошел в феминистическое движение, я понял, что представляет из себя мейнстримный феминизм. Движение, управляемое людьми, которые принадлежат к определенной демографической группе, прежде всего, сосредоточено на интересах этой группы. Это движение будет делать все, чтобы продвигать свои интересы, даже в обход интересов многих других женщин. Это движение поступает так регулярно, ненамеренно и, вероятно, без каких-либо сожалений. Как сказала бы Джессика Йи, это академический промышленный комплекс.
Одна из самых распространенных феминистических риторик строится на идее, что «все является феминистическим вопросом». Я стал этому верить, и, думаю, многие другие феминист_ки тоже.
- Но это не наша борьба, - стали отвечать мне некоторые из них, когда я пытался интегрировать вопросы класса, расы, гендера, инвалидности, религии, национального происхождения и окружающей среды в феминистическое движение.
- Сейчас эти твои вопросы нам не важны, - говорили они мне, - но когда-нибудь мы до них доберемся.
Солидарных с нами феминисток оказалось очень мало, и им крайне сложно плыть против течения.
Феминистическое движение не считает меня человеком. Оно меня дегуманизирует. Оно использует мое тело и мой жизненный опыт для своих собственных целей, а затем бросает меня. Я нечто одноразовое. Я жертвенный настил поверх феминистического движения. И мне понадобилось много времени на то, чтобы понять, что меня просто оставляют в стороне, чтобы я спокойненько ел червячков на берегу, вместо того, чтобы позволить мне играть действительно важную роль в жизни движения. И, главное, что для многих людей «эти мои вопросы» не являются феминистическими.
«Этими моими вопросами» являлись такие вещи, как изнасилования людей в закрытых учреждениях, то, что среднестатистический трансгедерный человек может прожить всего 23 года, принудительная институциализация тех, на кого общество просто не хочет смотреть, и удивительно высокий уровень домашнего насилия и изнасилований по отношению к трансгедреным людям и людям с инвалидностью. «Моим вопросом» был тот факт, кто разница в зарплате между белыми и цветными женщинами только увеличивается, и что средняя стоимость активов черных женщин составляет $5. Тот факт, что толстые пациенты часто умирают без получения медицинской помощи, потому что врачи испытывают к ним ненависть и отвращение. То, что промышленное загрязнение непропорционально сильнее влияет на жизнь цветных людей, что классовая мобильность становится все меньше, что богатые богатеют пока бедные продолжают беднеть, что механизмы защиты прав трудящихся неуклонно размываются, и что в США профсоюзы находятся под ударом.
И это только часть «этих моих вопросов». Потому что я считаю, что ни один человек не может быть свободным, пока все люди не будут свободными, нет равенства для одних людей, пока нет равенства для других, и успехи одной группы за счет другой не являются приемлемыми. Я верю во всеобщую социальную справедливость и всеобщее освобождение. Вот в чем заключается смысл моих вопросов. И люди, идентифицирующие себя как феминистки, говорят, что эти вопросы подождут. Они уделяют им слишком мало внимания, потому что они уделяют все внимание другим, постоянно приходящим и «более актуальным» для них вопросам. Они повторяют ошибки старшего поколения, которые неизбежно приведут к тому же результату.
Сейчас феминистическое движение борется с атаками на репродуктивные права, которые регулярно совершаются в нашей стране. Но, чаще всего, в этой своей борьбе они игнорируют трансгедреных людей и людей с инвалидностью. Они не хотят обращать внимания на сложные пересечения между «нашими вопросами» и репродуктивными правами. Они используют наши тела для того, чтобы набрать дополнительные очки, и говорят, что обращая внимание на такие проблемы, как эйблизм в движении за репродуктивные права, мы «раскалываем движение» и являемся «инструментом в руках правых».
Люди, которых феминистки считают своими героями, оставили в наследство эйблизм, расизм, классизм и трансфобию. Феминистическому движению так и не удалось полностью расстаться с этим наследием, несмотря на то, что некоторые его члены пытались от него избавиться.
В течение долгого времени я искренне верил, что смогу изменить феминистическое движение изнутри. Я думал, что если я буду долго и упорно бороться, феминистки дадут мне место за своим столом, и я стану частью их сообщества. Но мне пришлось с болью признать, что в феминистическом движении я нежеланный – во всяком случае, в том самом мейнстримном движении, которое большинство людей представляет при слове «феминизм». Я слишком хорошо все понимаю, чтобы понять, что здесь я нежеланный. Лидеры феминистического движения не только не хотят обращать внимание на «эти мои вопросы» - они активно пытаются подавить мой голос и голоса других, похожих на меня людей. Они хотят, чтобы мы заткнулись и пошли прочь. Это видно по их облегченным вздохам, когда им удается заткнуть одного из нас, это видно, потому что они молчат, когда женщина с инвалидностью говорит, что она покидает феминизм. И тогда никто, ни один человек не пытается что-то сказать.
Сейчас в США слишком много цветных людей, небелых, людей с инвалидностью, трансгендерных людей и бедных категорически отказываются идентифицировать себя с феминизмом. Те, кто называют себя феминистками, говорят нам, что все мы действуем, ведем себя и думаем как настоящие феминистки, и что мы просто испытываем иррациональный страх перед термином «феминизм». Нет, мы не «настоящие феминистки». Потому что сейчас мы видим ту модель феминизма, в котором угнетение во имя «активизма» считается приемлемым, и где случайный эйблизм, расизм, классизм и трансфобия проникли настолько глубоко, что многие из нас уже даже не пытаются обратить на них внимание. Мы видим ту модель феминизма, где горстка определенных людей наживается за счет всех остальных. Это не то, как мы мыслим, ведем себя и действуем. И это не то, во что мы верим.
Наше сопротивление феминистической этикетке не является иррациональным страхом. Феминистки дали нам ясно понять, что мы являемся всего лишь временным инструментов в их руках, что мы нужны им только для продвижения их идей, и для того, чтобы публично бичевать себя, говоря о своих привилегиях, что мы для них пешки, благодаря которым они могут получить одобрение от других своих товарок-феминисток.
Я был пешкой во многих консервативных движениях из-за некоторых моих феминистических идей, и после этого я стал пешкой в феминистическом движении. И сегодня с этим покончено.
Мне нравится работать в солидарности кое с кем из вас, потому что я твердо верю, что есть феминистки, которые делают очень хорошие вещи, важные вещи, которые работают, чтобы изменить движение изнутри, и которые добиваются перемен. И я не виню вас за ошибки других феминисток. Для меня честь работать с вами практически во всех вопросах, которые я могу назвать, и я надеюсь на дальнейшее сотрудничество.
Но я больше не один из вас.
Источник: this ain't livin'
Очень долго я отказывался считать себя феминистом. Я повторял существующие в окружающей меня культуре стереотипы о том, что феминизм сейчас зашел «слишком далеко», и теперь истерит по поводу всякой ерунды, вроде того, надо или нет брить волосы на ногах. Но я всегда считал, что у женщин меньше возможностей, чем у мужчин, и хотел, чтобы у всех членов общества были одинаковые возможности. Поэтому я стал узнавать, что такое феминизм от окружающих меня феминисток. Так я стал причислять себя к их движению. В конце концов, кто не захочет быть частью движения, которое на фундаментальном уровне считает, что женщины тоже являются людьми?
И только когда я вошел в феминистическое движение, я понял, что представляет из себя мейнстримный феминизм. Движение, управляемое людьми, которые принадлежат к определенной демографической группе, прежде всего, сосредоточено на интересах этой группы. Это движение будет делать все, чтобы продвигать свои интересы, даже в обход интересов многих других женщин. Это движение поступает так регулярно, ненамеренно и, вероятно, без каких-либо сожалений. Как сказала бы Джессика Йи, это академический промышленный комплекс.
Одна из самых распространенных феминистических риторик строится на идее, что «все является феминистическим вопросом». Я стал этому верить, и, думаю, многие другие феминист_ки тоже.
- Но это не наша борьба, - стали отвечать мне некоторые из них, когда я пытался интегрировать вопросы класса, расы, гендера, инвалидности, религии, национального происхождения и окружающей среды в феминистическое движение.
- Сейчас эти твои вопросы нам не важны, - говорили они мне, - но когда-нибудь мы до них доберемся.
Солидарных с нами феминисток оказалось очень мало, и им крайне сложно плыть против течения.
Феминистическое движение не считает меня человеком. Оно меня дегуманизирует. Оно использует мое тело и мой жизненный опыт для своих собственных целей, а затем бросает меня. Я нечто одноразовое. Я жертвенный настил поверх феминистического движения. И мне понадобилось много времени на то, чтобы понять, что меня просто оставляют в стороне, чтобы я спокойненько ел червячков на берегу, вместо того, чтобы позволить мне играть действительно важную роль в жизни движения. И, главное, что для многих людей «эти мои вопросы» не являются феминистическими.
«Этими моими вопросами» являлись такие вещи, как изнасилования людей в закрытых учреждениях, то, что среднестатистический трансгедерный человек может прожить всего 23 года, принудительная институциализация тех, на кого общество просто не хочет смотреть, и удивительно высокий уровень домашнего насилия и изнасилований по отношению к трансгедреным людям и людям с инвалидностью. «Моим вопросом» был тот факт, кто разница в зарплате между белыми и цветными женщинами только увеличивается, и что средняя стоимость активов черных женщин составляет $5. Тот факт, что толстые пациенты часто умирают без получения медицинской помощи, потому что врачи испытывают к ним ненависть и отвращение. То, что промышленное загрязнение непропорционально сильнее влияет на жизнь цветных людей, что классовая мобильность становится все меньше, что богатые богатеют пока бедные продолжают беднеть, что механизмы защиты прав трудящихся неуклонно размываются, и что в США профсоюзы находятся под ударом.
И это только часть «этих моих вопросов». Потому что я считаю, что ни один человек не может быть свободным, пока все люди не будут свободными, нет равенства для одних людей, пока нет равенства для других, и успехи одной группы за счет другой не являются приемлемыми. Я верю во всеобщую социальную справедливость и всеобщее освобождение. Вот в чем заключается смысл моих вопросов. И люди, идентифицирующие себя как феминистки, говорят, что эти вопросы подождут. Они уделяют им слишком мало внимания, потому что они уделяют все внимание другим, постоянно приходящим и «более актуальным» для них вопросам. Они повторяют ошибки старшего поколения, которые неизбежно приведут к тому же результату.
Сейчас феминистическое движение борется с атаками на репродуктивные права, которые регулярно совершаются в нашей стране. Но, чаще всего, в этой своей борьбе они игнорируют трансгедреных людей и людей с инвалидностью. Они не хотят обращать внимания на сложные пересечения между «нашими вопросами» и репродуктивными правами. Они используют наши тела для того, чтобы набрать дополнительные очки, и говорят, что обращая внимание на такие проблемы, как эйблизм в движении за репродуктивные права, мы «раскалываем движение» и являемся «инструментом в руках правых».
Люди, которых феминистки считают своими героями, оставили в наследство эйблизм, расизм, классизм и трансфобию. Феминистическому движению так и не удалось полностью расстаться с этим наследием, несмотря на то, что некоторые его члены пытались от него избавиться.
В течение долгого времени я искренне верил, что смогу изменить феминистическое движение изнутри. Я думал, что если я буду долго и упорно бороться, феминистки дадут мне место за своим столом, и я стану частью их сообщества. Но мне пришлось с болью признать, что в феминистическом движении я нежеланный – во всяком случае, в том самом мейнстримном движении, которое большинство людей представляет при слове «феминизм». Я слишком хорошо все понимаю, чтобы понять, что здесь я нежеланный. Лидеры феминистического движения не только не хотят обращать внимание на «эти мои вопросы» - они активно пытаются подавить мой голос и голоса других, похожих на меня людей. Они хотят, чтобы мы заткнулись и пошли прочь. Это видно по их облегченным вздохам, когда им удается заткнуть одного из нас, это видно, потому что они молчат, когда женщина с инвалидностью говорит, что она покидает феминизм. И тогда никто, ни один человек не пытается что-то сказать.
Сейчас в США слишком много цветных людей, небелых, людей с инвалидностью, трансгендерных людей и бедных категорически отказываются идентифицировать себя с феминизмом. Те, кто называют себя феминистками, говорят нам, что все мы действуем, ведем себя и думаем как настоящие феминистки, и что мы просто испытываем иррациональный страх перед термином «феминизм». Нет, мы не «настоящие феминистки». Потому что сейчас мы видим ту модель феминизма, в котором угнетение во имя «активизма» считается приемлемым, и где случайный эйблизм, расизм, классизм и трансфобия проникли настолько глубоко, что многие из нас уже даже не пытаются обратить на них внимание. Мы видим ту модель феминизма, где горстка определенных людей наживается за счет всех остальных. Это не то, как мы мыслим, ведем себя и действуем. И это не то, во что мы верим.
Наше сопротивление феминистической этикетке не является иррациональным страхом. Феминистки дали нам ясно понять, что мы являемся всего лишь временным инструментов в их руках, что мы нужны им только для продвижения их идей, и для того, чтобы публично бичевать себя, говоря о своих привилегиях, что мы для них пешки, благодаря которым они могут получить одобрение от других своих товарок-феминисток.
Я был пешкой во многих консервативных движениях из-за некоторых моих феминистических идей, и после этого я стал пешкой в феминистическом движении. И сегодня с этим покончено.
Мне нравится работать в солидарности кое с кем из вас, потому что я твердо верю, что есть феминистки, которые делают очень хорошие вещи, важные вещи, которые работают, чтобы изменить движение изнутри, и которые добиваются перемен. И я не виню вас за ошибки других феминисток. Для меня честь работать с вами практически во всех вопросах, которые я могу назвать, и я надеюсь на дальнейшее сотрудничество.
Но я больше не один из вас.
