Источник: National LGBTQ Task Force
Пока транс* движение отвергает нейроотличных людей, сражаясь за принятие и признание собственной ценности, оно бросает в беде аутичную часть своего сообщества. Для того, чтобы наш опыт считался ценным и стоящим, нам не надо говорить о том, что с нами все в порядке, а с ними что-то не так. Мы заслуживаем движения, которое не делило бы наши особенности на транс* и аутичные, особенно учитывая пересекающийся опыт угнетения. Совершенно нормально быть транс* и при этом быть аутистом, и совершенно нормально, если эти вещи связаны между собой. Я рада тому, что этим летом я могу работать совместно с National LGBTQ Task Force, где меня будут поощрять и поддерживать в моей работе над интерсекциональными вопросами, не пытаясь при этом игнорировать часть моей идентичности. Эффективный транс*-активизм, не говоря уже о транс*-освобождении, требует не только признания параллелей и взаимосвязей в нашем опыте и в волнующих нас вещах, а и тесного сотрудничества с нейроотличным сообществом в интерсекциональных вопросах.
Я аутичный активист, который очень сильно интересуется квир политикой, и я вырос_ла, не вписываясь в гендерные рамки. Когда я рос_ла, все вокруг говорили обо мне как о девочке, потому что я родил_ась с женскими гениталиями, но мне всегда было неудобно от того, что меня называют «девочкой» и «женщиной». Я не чувствовал_а себя женщиной, но я знал_а, что я точно не мужчина. Сейчас я идентифицирую себя как небинарный человек или гендерквир. До колледжа я еще не определял_а себя подобным образом, хоть и задумывал_ась о том, что гендер может для меня значить, потому что, благодаря своему активизму, я сталкивал_ась со многими открытыми транс* аутичными людьми.
(Лидия X. Z. Браун выступает в Дерневре, в штате Колорадо в феврале 2015 года, на конференции PEAK Родительского Центра за Инклюзивное образование. Она говорит на тему: «Достижение правосудия в вопросах инвалидности: вне эйблизма и воображаемой нормы»)
В действительности, огромная часть аутичного сообщества идентифицирует себя как транс*, гендерквир, небинарные, или агендеры, и мы даже придумали множество шуток на эту тему, и создали свою терминологию, которой мы описываем это интерсекциональное пересечение. Недавно я стал_а определять себя как гендервагью, этот термин появился внутри сообщества аутистов для того, чтобы описать особенности нашего нейроотличного опыта, который влияет на нашу транс/гендерквир идентичность. Для многих из нас гендер, сам по себе, мало влияет на нашу жизнь, если не считать того, как на нашу жизнь влияют предположения других людей о нашем гендере.
Некоторые гендервагью не могут отделить свою гендерную идентичность от своих нейрологических особенностей. Аутизм не обусловливает мою гендерную идентичность, но интерсекциональность обусловливает то, как я понимаю и воспринимаю свой гендер. Аутичный разум фундаментальным образом отличается от разумов тех, кого считают «здоровыми» или «нормальными». Многие (но, разумеется, не все) аутичные люди не могут понять, почему они должны вписываться в представления о мужчинах и женщинах, и почему они должны соответствовать нелепым представлениям о мужественности и женственности. Последние исследования показывают, что аутичные люди чаще, чем неаутичные, идентифицируют себя как транс* или гендерквир. Меня это не удивляет, потому что среди аутистов я встречал_а гораздо больше трнас* и гендерквир, чем где-либо еще.
Многие из нас, из-за своего нетипичного способа общения, сенсорных особенностей, особенностей выражения эмоций и необычного поведения, привыкли быть изгоями. То, что мы и без того являемся аутсайдерами, помогает многим из нас признать, что мы являемся трансгендарами или гендерквир, потому что мы и без того не вписываемся в представления о норме. И это помогает некоторым из нас не скрывать свою гендерную неконформность. Появление социальных сетей помогло тем из нас, кто не может или кому неудобно общаться вживую. Благодаря соцсетям мы смогли свободно общаться с другими людьми с подобным опытом, или просто изучать новые гендерные концепции в безопасной обстановке.
Точно так же, как большинство людей патологизируют трансгендреную идентичность, доминирующий дискурс вокруг аутизма и других психоневрологических инвалидностей основан на том, что мы, якобы, являемся неполноценными, что с нами что-то не так, и что поэтому нам необходимо психиатрическое вмешательство.
Несмотря на пересечение аутичной и транс* идентичностей, транс* движение зачастую отвергает нейроразнообразие и не хочет обращать внимание на тот факт, что многие инвалиды являются трансгендерными. Спеша как можно быстрее доказать нормальность трансгендерной идентичности и трансгендерного опыта, активисты транс* движения ведут дискуссии о том, что «трансгендерность – не психическое заболевание, и поэтому с нами все в порядке». Это причиняет серьезный вред всем людям с ментальной инвалидностью, но особенно сильно это вредит тем людям с ментальной инвалидностью, которые сами являются трансгендерами. Быть трансгендером действительно не то же самое, что быть человеком с ментальной инвалидностью, но подобные рассуждения часто приводят к выводам о том, что те, кто действительно психически больны, должны подвергаться коррекционному лечению, гиперопеке и социальной стигматизации, либо считаться неправильными и неполноценными.
Несмотря на пересечение аутичной и транс* идентичностей, транс* движение зачастую отвергает нейроразнообразие и не хочет обращать внимание на тот факт, что многие инвалиды являются трансгендерными. Спеша как можно быстрее доказать нормальность трансгендерной идентичности и трансгендерного опыта, активисты транс* движения ведут дискуссии о том, что «трансгендерность – не психическое заболевание, и поэтому с нами все в порядке». Это причиняет серьезный вред всем людям с ментальной инвалидностью, но особенно сильно это вредит тем людям с ментальной инвалидностью, которые сами являются трансгендерами. Быть трансгендером действительно не то же самое, что быть человеком с ментальной инвалидностью, но подобные рассуждения часто приводят к выводам о том, что те, кто действительно психически больны, должны подвергаться коррекционному лечению, гиперопеке и социальной стигматизации, либо считаться неправильными и неполноценными.
Эта тактика отречения способствует игнорированию аутичных и других нейроотличиных трансгендерных людей. В школах, в интернатах, в домах наших родителей к нашим разговорам о гендерной идентичности относятся как к дерьму, просто потому, что мы аутичные. Если у нас есть опекуны – что часто бывает у взрослых с интеллектуальной инвалидностью или с инвалидностью развития – нам могут на законных основаниях запретить посещать ЛГБТК-мероприятия. Мы зависим от трансфобии своих опекунов. Аутичные цветные транс* люди сталкиваются с большим риском криминализации, заключения и насилия со стороны полиции. Аутичные транс* дети особенно уязвимы, потому что для них зачастую составляют поведенческие планы, в которые включают привитие цисгендерного поведения наравне с подавлением аутичных черт. При этом любые их гендерные выражения и изыскания будут наказаны.
Пока транс* движение отвергает нейроотличных людей, сражаясь за принятие и признание собственной ценности, оно бросает в беде аутичную часть своего сообщества. Для того, чтобы наш опыт считался ценным и стоящим, нам не надо говорить о том, что с нами все в порядке, а с ними что-то не так. Мы заслуживаем движения, которое не делило бы наши особенности на транс* и аутичные, особенно учитывая пересекающийся опыт угнетения. Совершенно нормально быть транс* и при этом быть аутистом, и совершенно нормально, если эти вещи связаны между собой. Я рада тому, что этим летом я могу работать совместно с National LGBTQ Task Force, где меня будут поощрять и поддерживать в моей работе над интерсекциональными вопросами, не пытаясь при этом игнорировать часть моей идентичности. Эффективный транс*-активизм, не говоря уже о транс*-освобождении, требует не только признания параллелей и взаимосвязей в нашем опыте и в волнующих нас вещах, а и тесного сотрудничества с нейроотличным сообществом в интерсекциональных вопросах.
