Источник: The Youth Rights Blog
Когда кто-то публично признается, что разделяет непопулярную или малоизвестную большинству идею, другие люди начинают донимать его вопросами о том, насколько далеко он пойдет в своей философии и какие решения он примет в той или иной неоднозначной гипотетической ситуации. Это раздражает многих сторонников Прав молодежи, потому что никто из нас и не утверждал, что у нас есть ответы на все вопросы. Перефразируя Ричарда Фарсона, невозможно быть по-настоящему замечательным родителем в обществе, кардинальным образом настроенным как против молодежи и адекватного родительства, так и против других подобных отношений. Это дилемма, которую мы должны решить. Поэтому, несмотря на то, что сторонники Прав молодежи могут предложить много конкретных решений, касающихся политики, экономики и права, им иногда бывает трудно иметь дело с вопросами, касающимися межпоколенных взаимоотношений. В пределах теории Прав молодежи все еще существуют спорные вопросы, которые должны обозначить пределы того, что именно стоит считать освобождением молодежи. Подобные вопросы существуют во всех идеологиях и системах убеждений (например, вспомните о противоречии, которое возникает, когда феминистки-сторонницы про-чойс вынуждены обсуждать проблему селективных абортов). Так что подобные противоречия не являются чем-то, что могло бы фундаментально дискредитировать теорию и движение освобождения молодежи. Так что, несмотря на то, что я с уверенностью могу утверждать, что никто из нас пока не имеет ответов на некоторые вопросы, всем нам известно, что за пределами нашего движения практически никто не может даже задать правильных вопросов о молодежи.
Любая крупная система, созданная обществом для того, чтобы понять молодых людей, основана на явно ошибочных идеях. Эти системы могут иметь определенную защитную функцию, но они все нуждаются в изменениях. Это происходит от того, что в основе этих систем лежит доминирующая идея о том, что дети и подростки являются пассивными объектами, о которых можно судить только беря в расчет «действующих лиц» их историй – т.е. взрослых, которые влияют на их жизнь. О детях и подростках говорят как о тех, кого взрослые могут «учить», «защищать» и «контролировать». Их не воспринимают в качестве действующих лиц собственных историй, в качестве тех, кто может быть равноправным субъектом отношений. Их всегда объективизируют. Когда в истории появляются взрослые действующие лица, чаще всего говорят о том, что они делают для молодых людей, редко – что они делают вместе с молодыми людьми. О том, что делают сами молодые люди, никто никогда не говорит, если речь идет не о подростках, которые употребляют наркотики, прогуливают школу или занимаются сексом, что взрослые явно не одобряют. В этом случае эти подростки являются социальной проблемой, которую надо патологизировать и контролировать, и это вдвойне верно для девушек, цветной молодежи и для молодежи из бедных семей.
Итак, что можно сказать о разнице между всевозможными вопросами, которые задает большая часть взрослых людей, когда речь заходит о молодежи, и вопросами, которые возникают у сторонников Прав молодежи всех возрастов, когда речь заходит о проблемах молодежи?
Призма, сквозь которую мы анализируем ту или иную тему, во многом определяет то, какие вопросы мы будем задавать. Благодаря движению за права ЛГБТ, контекст разговоров об ЛГБТ-людях сменился с «как мы можем вылечить гомосексуализм, транссексуализм и бисексуализм?» на «как мы можем поддержать сексуальные меньшинства и людей с нецисгендерной гендерной идентичностью?». Вы можете провести множество параллелей с историей других движений и, вероятно, о некоторых из них вы вспомнили, читая этот текст.
Проблема объективизации очень ясно заметна по доминирующему дискурсу о политике образования. Во время обсуждения этих вопросов эксперты «забывают» о мнении учеников общеобразовательных школ. Их практически никогда не рассматривают в качестве субъектов, с которыми взаимодействует данная система, в качестве тех, на чьи проблемы, на чье мнение и на чей опыт надо, прежде всего, обращать внимание. Очень мало внимания уделяется тоталитарности школьной системы, отсутствию надлежащей правовой защиты учеников и другим вопросам, которые служат угнетению учащихся американских школ. (Здесь вы можете прочесть большую часть моих работ об образовании). Специалисты по вопросам образования очень редко спрашивают себя о том, как учителя, школьная администрация и другие работники школ могут изучать наиболее актуальную для них информацию в наиболее удобных для них условиях. Вместо этого они говорят о том, как заставить их получать более высокие экзаменационные отметки, как справляться с «проблемами дисциплины», и как сделать так, чтобы родители (а не сами ученики) были более активны в выборе направления образования учеников.
Другим примером этого явления являются обсуждения «школьной травли». Сам этот термин является инфантилизирующим, потому что то самое поведение, которое по отношению к детям называют «школьной травлей» и «детской ссорой», по отношению к взрослому человеку называлось бы «нападением», «домогательством» и «побоями». Кроме того, говоря о школьных домогательствах и школьном насилии, большинство взрослых (и многие молодые люди) игнорируют проблему окружающей среды, которая зачастую является причиной данных проблем. Насилие и домогательства, которым одни молодые люди подвергают других, носят систематический характер. Они не являются следствием «нормального развития детей» или предполагаемой подростковой незрелости. Они являются попытками сохранить контроль в условиях угнетения. Поместите взрослых в ситуацию, в которой они не смогут выбирать, где именно они должны находиться, с кем они должны общаться, что они должны делать, в которой их будут принуждать делать то, чего они делать не хотят без каких-либо прав на обжалование принуждений, в которой они не смогут получать финансовое вознаграждение за свою работу, и в которой они будут находиться под контролем авторитарных лиц, перед которыми надо унижаться, спрашивая разрешение на то, чтобы поесть, попить, встать из-за стола или сходить в туалет. Я бы сильно удивилась, если бы после этого большинство из них стали бы лучше себя вести, чем большинство молодых людей, которые на данный момент вынуждены подчиняться нашей школьной системе. Существует простое решение, благодаря которому можно будет снизить уровень домогательств и насилия в школах. Для этого надо, чтобы в наших школах было больше свобод и меньше ограничений, и чтобы ученики сами могли выбирать, будут ли они ходить в школу, и если да, то в какую именно школу они будут ходить. Также важно, чтобы школьная система учитывала потребности учеников с инвалидностью, бедных учеников, деревенских детей, учеников из спальных кварталов крупных городов, ЛГБТ-подростков и других маргинализированных молодых людей.
Маловероятно, что подобные изменения наступят в ближайшее время, но со временем мы могли бы этого добиться. Но вместо этого чиновники, школьная администрации, родители и даже некоторые школьники предлагают оставлять детей на классные часы и объяснять им, почему нельзя смеяться над людьми в инвалидных креслах, и почему стоит общаться с «непопулярными ребятами». Мало того, что это неэффективно, так в некоторых случаях это еще и очень опасно. Некоторые люди, занимающиеся этими вопросами, лишь ухудшили ситуацию, установив в школах «политику нулевой терпимости к травле», условия которой настолько расплывчаты, что наказывают даже за самооборону, из-за чего школы становятся еще более опасным местом, и еще больше служат угнетению.
Адекватная работа с насилием одних молодых людей над другими, и с домогательствами в школах требует кардинальный пересмотр парадигмы, на что большинство учителей и родителей не готовы, и поэтому они идут на привычные репрессивные меры, направленные якобы на «улучшение ситуации». Вся проблема заключается в том, что вместо того, чтобы спрашивать себя о том, зачем заставлять учеников находиться рядом с теми, кого они не переносят, взрослые спрашивают себя о том, как они могут заставить учеников лучше друг к другу относиться.
Итак, как вы видите, сторонники Прав молодежи не имеют ответов на все вопросы, которые затрагивают жизнь молодежи в нашем обществе (хотя мы и придумали некоторые неплохие решения). Мы выполняем непростую работу, стараясь деконструировать эйджистскую парадигму, из-за которой люди делают неверные предположения о молодежи и принимают необдуманные решения от ее имени.
Когда кто-то публично признается, что разделяет непопулярную или малоизвестную большинству идею, другие люди начинают донимать его вопросами о том, насколько далеко он пойдет в своей философии и какие решения он примет в той или иной неоднозначной гипотетической ситуации. Это раздражает многих сторонников Прав молодежи, потому что никто из нас и не утверждал, что у нас есть ответы на все вопросы. Перефразируя Ричарда Фарсона, невозможно быть по-настоящему замечательным родителем в обществе, кардинальным образом настроенным как против молодежи и адекватного родительства, так и против других подобных отношений. Это дилемма, которую мы должны решить. Поэтому, несмотря на то, что сторонники Прав молодежи могут предложить много конкретных решений, касающихся политики, экономики и права, им иногда бывает трудно иметь дело с вопросами, касающимися межпоколенных взаимоотношений. В пределах теории Прав молодежи все еще существуют спорные вопросы, которые должны обозначить пределы того, что именно стоит считать освобождением молодежи. Подобные вопросы существуют во всех идеологиях и системах убеждений (например, вспомните о противоречии, которое возникает, когда феминистки-сторонницы про-чойс вынуждены обсуждать проблему селективных абортов). Так что подобные противоречия не являются чем-то, что могло бы фундаментально дискредитировать теорию и движение освобождения молодежи. Так что, несмотря на то, что я с уверенностью могу утверждать, что никто из нас пока не имеет ответов на некоторые вопросы, всем нам известно, что за пределами нашего движения практически никто не может даже задать правильных вопросов о молодежи.
Любая крупная система, созданная обществом для того, чтобы понять молодых людей, основана на явно ошибочных идеях. Эти системы могут иметь определенную защитную функцию, но они все нуждаются в изменениях. Это происходит от того, что в основе этих систем лежит доминирующая идея о том, что дети и подростки являются пассивными объектами, о которых можно судить только беря в расчет «действующих лиц» их историй – т.е. взрослых, которые влияют на их жизнь. О детях и подростках говорят как о тех, кого взрослые могут «учить», «защищать» и «контролировать». Их не воспринимают в качестве действующих лиц собственных историй, в качестве тех, кто может быть равноправным субъектом отношений. Их всегда объективизируют. Когда в истории появляются взрослые действующие лица, чаще всего говорят о том, что они делают для молодых людей, редко – что они делают вместе с молодыми людьми. О том, что делают сами молодые люди, никто никогда не говорит, если речь идет не о подростках, которые употребляют наркотики, прогуливают школу или занимаются сексом, что взрослые явно не одобряют. В этом случае эти подростки являются социальной проблемой, которую надо патологизировать и контролировать, и это вдвойне верно для девушек, цветной молодежи и для молодежи из бедных семей.
Итак, что можно сказать о разнице между всевозможными вопросами, которые задает большая часть взрослых людей, когда речь заходит о молодежи, и вопросами, которые возникают у сторонников Прав молодежи всех возрастов, когда речь заходит о проблемах молодежи?
Призма, сквозь которую мы анализируем ту или иную тему, во многом определяет то, какие вопросы мы будем задавать. Благодаря движению за права ЛГБТ, контекст разговоров об ЛГБТ-людях сменился с «как мы можем вылечить гомосексуализм, транссексуализм и бисексуализм?» на «как мы можем поддержать сексуальные меньшинства и людей с нецисгендерной гендерной идентичностью?». Вы можете провести множество параллелей с историей других движений и, вероятно, о некоторых из них вы вспомнили, читая этот текст.
Проблема объективизации очень ясно заметна по доминирующему дискурсу о политике образования. Во время обсуждения этих вопросов эксперты «забывают» о мнении учеников общеобразовательных школ. Их практически никогда не рассматривают в качестве субъектов, с которыми взаимодействует данная система, в качестве тех, на чьи проблемы, на чье мнение и на чей опыт надо, прежде всего, обращать внимание. Очень мало внимания уделяется тоталитарности школьной системы, отсутствию надлежащей правовой защиты учеников и другим вопросам, которые служат угнетению учащихся американских школ. (Здесь вы можете прочесть большую часть моих работ об образовании). Специалисты по вопросам образования очень редко спрашивают себя о том, как учителя, школьная администрация и другие работники школ могут изучать наиболее актуальную для них информацию в наиболее удобных для них условиях. Вместо этого они говорят о том, как заставить их получать более высокие экзаменационные отметки, как справляться с «проблемами дисциплины», и как сделать так, чтобы родители (а не сами ученики) были более активны в выборе направления образования учеников.
Другим примером этого явления являются обсуждения «школьной травли». Сам этот термин является инфантилизирующим, потому что то самое поведение, которое по отношению к детям называют «школьной травлей» и «детской ссорой», по отношению к взрослому человеку называлось бы «нападением», «домогательством» и «побоями». Кроме того, говоря о школьных домогательствах и школьном насилии, большинство взрослых (и многие молодые люди) игнорируют проблему окружающей среды, которая зачастую является причиной данных проблем. Насилие и домогательства, которым одни молодые люди подвергают других, носят систематический характер. Они не являются следствием «нормального развития детей» или предполагаемой подростковой незрелости. Они являются попытками сохранить контроль в условиях угнетения. Поместите взрослых в ситуацию, в которой они не смогут выбирать, где именно они должны находиться, с кем они должны общаться, что они должны делать, в которой их будут принуждать делать то, чего они делать не хотят без каких-либо прав на обжалование принуждений, в которой они не смогут получать финансовое вознаграждение за свою работу, и в которой они будут находиться под контролем авторитарных лиц, перед которыми надо унижаться, спрашивая разрешение на то, чтобы поесть, попить, встать из-за стола или сходить в туалет. Я бы сильно удивилась, если бы после этого большинство из них стали бы лучше себя вести, чем большинство молодых людей, которые на данный момент вынуждены подчиняться нашей школьной системе. Существует простое решение, благодаря которому можно будет снизить уровень домогательств и насилия в школах. Для этого надо, чтобы в наших школах было больше свобод и меньше ограничений, и чтобы ученики сами могли выбирать, будут ли они ходить в школу, и если да, то в какую именно школу они будут ходить. Также важно, чтобы школьная система учитывала потребности учеников с инвалидностью, бедных учеников, деревенских детей, учеников из спальных кварталов крупных городов, ЛГБТ-подростков и других маргинализированных молодых людей.
Маловероятно, что подобные изменения наступят в ближайшее время, но со временем мы могли бы этого добиться. Но вместо этого чиновники, школьная администрации, родители и даже некоторые школьники предлагают оставлять детей на классные часы и объяснять им, почему нельзя смеяться над людьми в инвалидных креслах, и почему стоит общаться с «непопулярными ребятами». Мало того, что это неэффективно, так в некоторых случаях это еще и очень опасно. Некоторые люди, занимающиеся этими вопросами, лишь ухудшили ситуацию, установив в школах «политику нулевой терпимости к травле», условия которой настолько расплывчаты, что наказывают даже за самооборону, из-за чего школы становятся еще более опасным местом, и еще больше служат угнетению.
Адекватная работа с насилием одних молодых людей над другими, и с домогательствами в школах требует кардинальный пересмотр парадигмы, на что большинство учителей и родителей не готовы, и поэтому они идут на привычные репрессивные меры, направленные якобы на «улучшение ситуации». Вся проблема заключается в том, что вместо того, чтобы спрашивать себя о том, зачем заставлять учеников находиться рядом с теми, кого они не переносят, взрослые спрашивают себя о том, как они могут заставить учеников лучше друг к другу относиться.
Итак, как вы видите, сторонники Прав молодежи не имеют ответов на все вопросы, которые затрагивают жизнь молодежи в нашем обществе (хотя мы и придумали некоторые неплохие решения). Мы выполняем непростую работу, стараясь деконструировать эйджистскую парадигму, из-за которой люди делают неверные предположения о молодежи и принимают необдуманные решения от ее имени.
