Лидия Браун: «О том, что значит пустая комната»

(Примечание Вероники Беленькой: Я перевела эту статью, потому что не прошло и недели с тех пор, как я сама столкнулась с подобной ситуацией. 17 июня, в преддверии Autistic Pride Day, наша инициативная группа «Аутичная инициатива за гражданские права» совместно с инициативной группой  ЛГБТ-инвалидов Queer-Peace провела семинар «Гордые: Борьба аутичных ЛГБТ за свои права». На семинаре, в частности, рассказывалось о проблемах ЛГБТ-аутистов в целом, и российских ЛГБТ-аутистов в частности. О проведении семинара объявлялось в крупнейших российских ЛГБТ-группах в ВКонтакте. В группе в ВКонтакте, созданной специально для этого мероприятия, участниками числились 8 человек, и еще 23 считались потенциальными участниками. В итоге, если не считать меня, их было трое. Ни одного ЛГБТ-активиста или работника ЛГБТ-организации среди нас не было. Среди нас не было ни одного человека из тех, кто рекламировал мое мероприятие. Более того, среди нас был только один нейротипик – девочка, которая узнала о нашем мероприятии из расписания той площадки, где мы его проводили. Еще двое слушателей были аутичными активистами и активными волонтерами моих проектов. Причем оба они проживают не в Санкт-Петербурге. Один из них из Тулы, другой из Израиля. После этой встречи я много думала о том, кого же в нашем городе больше всего волнуют права аутичных ЛГБТ. И мои чувства и мысли об этом очень похожи на те чувства и мысли, которые Лидия Браун излагает в данном тексте.)

Источник: Аutistic Hoya

Сегодня в Центре Джорджтаунского университета по работе со студентами (который раньше назывался Центром Студенческих Программ) состоялся ланч и встреча студенческого управления. Подобные встречи проводятся для того, чтобы у студенческих лидеров появились новые знания и навыки, которые могут помочь им управлять университетскими организациями. Темы таких ланчей могут быть самыми разными – от привлечения дополнительного финансирования для осуществления студенческих программ, до сотрудничества с другими студенческими группами. Сегодня планировалась встреча о том, как создавать инклюзивную среду во время проведения мероприятий.

Почти месяц назад, Центр работы со студентами (ЦРС) спросил у меня о том, смогу ли я провести встречу о создании инклюзивной среды. Я ответила что да, конечно, с удовольствием. В план мероприятия входило вступление от ЦРС, презентация от Офиса поддержки людей с инвалидностью Джорджтаунского университета о том, как просить аккомодацию, и, наконец, моя презентация о важности доступности и инклюзии, и о том, какие могут быть виды аккомодации и дополнительной помощи. Я должна была рассказать о видах аккомодации для того, чтобы организаторы мероприятий и программ могли учитывать это в своей работе.

Когда я сегодня пришла в кампус, то увидела, что два служащих — один работник из университетского офиса поддержки инвалидов и другой из ЦРС – сидят одни за огромным столом, накрытым на восемь человек. Из трех коробок с другого конца стола доносился запах пиццы. Рядом с пиццей стояли три ящика с различными видами содовой. Столы были чистыми и отполированными. Они были такими белыми и блестящими, что это очень резко контрастировало с приглушенным паркетом. В комнате с легкостью могло бы разместиться сто человек или даже больше, по 30-40 человек за каждым столом.

Вот только здесь никого не было. Ни одна студенческая организация не прислала ни одного своего члена для участия в обсуждении. ЦРС не выслал заранее ни одного приглашения (хотя в них не  было необходимости, т.к. о мероприятии было объявлено). Стрелки часов уже перевалили за 12:30, но к нам так никто и не пришел.

(Фото: Я в белой рубашке и в брюках цвета хаки, одиноко стою в огромной комнате для встреч в Healy Family Student Center)

Комната была огромной, а я была маленькой. Я была одна в пустой комнате.

Ничто лучше этого не демонстрирует то полное пренебрежение, с которым инвалиды из Джорджтауна сталкиваются ежедневно. В буквальном смысле сотни студенческих организаций с сотнями (которые, возможно, даже перерастают в тысячи) членов, которые хоть как-то участвуют в их управлении или в работе над их программами, так и не смогли найти ни одного человека, чье время стоило бы потратить на семинар об инклюзии.

Конечно, я признаю, что может быть множество уважительных причин, из-за которых люди не могут  посещать полуденные встречи. Они могут в это время работать.  У кого-то в это время могут идти пары. У людей могут быть другие, первостепенные планы, ведь иногда срочные дела появляются даже в последнюю минуту. И, наконец, кто-то просто может не знать о предстоящем мероприятии. Но даже если мы сделаем щедрое предположение о том, что 75%  всех студентов, так или иначе связанных с управлением каких-либо студенческих объединений, не смогли прийти на мероприятие по уважительной причине, то останется 25% тех, кто мог бы на него прийти, и кто при этом знал о мероприятии. Или кому о нем могли бы сказать в управлении его организации.
Но никто не пришел. Как это возможно, если мероприятие организовано ЦРС, который руководит всеми студенческими организациями, находящимися в пределах нашего кампуса? Насколько вероятно то, что все студенты, которые хоть как-то задействованы в управлении каждой существующей организации, в один и тот же момент все оказались очень занятыми?

Это не злоба и не холодное презрение. Это обычное, случайное равнодушие.

Это очень ясно показывает, насколько мало мы для них значим. Вот что обозначает пустая комната. Пустая комната значит, что наше право на то, чтобы жить в университете полноценной жизнью, не заслуживает ничьего времени. Пустая комната означает, что все разговоры об улучшении условий для людей с инвалидностью фактически являются пустыми словами. Пустая комната означает, что мы никого не волнуем – не волнуем настолько, чтобы кто-то мог пойти ради нас на часовую встречу или послать на нее кого-то вместо себя. Пустая комната означает, что мы не имеем значения. Пустая комната означает это очень явно, настолько явно, что это закрадывается в наше сознание, и мы не можем забыть об этом ни на секунду, ни на одно мгновение.

Джорджтаунский университет никогда меня не разочаровывал. Я посещаю элитное учебное заведение, для которого нет никакого оправдания, когда он увековечивает отсутствие доступной среды. Тем не менее, все разговоры об обществе, где все разные и все равны, о заботе о ближнем, о помощи тем, кто рядом с нами… в нашем студенческом городке, мы не проявляем даже минимальную заботу по отношению к людям с инвалидностью. Пустая комната означает, что впереди нас ждет долгий и мучительный путь, что моя работа никогда не будет завершена, что наше сообщество из семи тысяч студентов, и тысяч работников университета, все еще продолжает быть частью эйблистской системы.

Пустая комната означает, что нам приходится бороться не столько с явной ненавистью, сколько с простым невежеством тех, кто не знает, каково это – быть инвалидом. У этих людей есть привилегии, которых они не осознают – например, многие из них не знают, каково это – когда тебя стыдят и обвиняют в том, что ты просто не в состоянии прийти на мероприятие, для которого ты заранее просил переводчика. У них есть привилегии, потому что они не обязаны заранее оценивать свои силы и решать задолго до дня проведения мероприятия, смогут ли они туда пойти. У них есть привилегии, благодаря которым они могут не волноваться о том, смогут ли они использовать на мероприятии раздаточный материал, понимать речь выступающего или видеть показываемые слайды, они могут не волноваться, что запах чьих-то духов может вызвать у них мелтдаун, негативную физическую реакцию или сильный приступ аллергии. У них есть привилегии, потому что они могут не волноваться о том, что какой-нибудь «сюрприз» вызовет у них приступ посттравматического синдрома, паническую атаку или повышенную тревожность. Они привилегированны хотя бы потому, что им не приходится думать о том, как попасть в чертово здание. Благодаря своим привилегиям они могут пойти на любое мероприятие, на которое они только захотят пойти, в любое место, и они не столкнутся ни с какими трудностями, не считая, разве что, возможных проблем с парковкой.

Пустая комната означает, что положение дел, при котором мы во многом исключены из жизни кампуса, на данный момент является нормой.
_______

Примечание автора: С 2012 я работаю над различными проектами по формированию в Джорджтаунском университете справедливого отношения к людям с инвалидностью. Я сформировала студенческий комитет, который борется за создание в нашем университете Центра Культуры Инвалидности. Я первый человек в GUSA (в нашем студенческом правительстве), который работает над вопросами инвалидности, и подходит к ним с позиции разнообразия. Сейчас меня избрали в GUSA  уже на второй срок. Я организовала несколько мероприятий о правах инвалидов. Я сотрудничаю с преподавателями, которые продвигают идею о том, что надо ввести отдельный курс по изучению инвалидности (Disability Studies), по типу тех курсов, которые уже существуют для изучения истории и проблем других меньшинств. Я постоянно агитирую за то, чтобы сделать кампус более доступным для студентов с инвалидностью, и стараюсь настоять, чтобы их обеспечивали необходимой им аккомодацией. Я брала и беру интервью у десятков людей с инвалидностью, спрашивая их об их опыте обучения в университете. В январе 2014 года я создала беседу с хештегом #BDGU (Быть инвалидом в Джорджтаунском Университете), по примеру тех бесед о представителях других дискриминируемых групп, которые проводятся
в элитных университетских городках.

На данный момент я организую серию лекций и выступлений по вопросам защиты прав инвалидов. Первое событие пройдет 23 сентября, когда к нам приедет Кассиан Сибли со своим выступлением об опекунах и членах семей людей с инвалидностью. Следующее мероприятие пройдет 21 и 22 октября. Это будет встреча с Лероем Муном из Krip Hop Nation и Sins Invalid, и он будет говорить о преступлении полицейских по отношению к людям с инвалидностью, особенно по отношению к цветным людям с инвалидностью.

Так что мы достигли определенного прогресса. Правда, он очень постепенный, и практически незаметный для большей части нашего сообщества.