Источник: The Youth Rights Blog
 |
(На фото ребенок и пес. Один из них может говорить (или, во всяком случае сможет). Другой — нет. Из-за этого мы должны по-разному относиться к ним на законодательном уровне и на уровне принятых в обществе норм. Но это не влияет на то, насколько они прекрасны, потому что они оба бесценны)
Недавно я решила стать родителем. Как сторонник радикального освобождения молодежи, я переосмыслила много вещей. И теперь, прежде чем рассказывать дальше, должна заметить что в ближайшее время я не планирую становиться родителем человеческого ребенка. То, что я планирую сделать можно назвать «усыновлением щенка». Сейчас я стараюсь накопить денег, чтобы купить у заводчика щенка бишон фризе. Я хотела бишон фризе как минимум со старших классов. Сейчас я общаюсь с двумя заводчиками, которых я хорошо изучила и которые, как я знаю, хорошо относятся и к своим клиентам, и к своим животным. Когда настанет время, я планирую взять свою маленькую девочку у кого-то из этих заводчиков.
Когда я поняла, что в ближайшее время, вероятно, в моей жизни появится домашний питомиц, я стала много читать о домашних животных в целом, и собаках в частности. Недавно я читала книги Ким Кевин The Dog Merchants: Inside the Big Business of Breeders, Pet Stores, и Rescuers, книги Джессики Пирс Run, Spot, Run: The Ethics of Keeping Pets, и Майкла Скаффера One Nation Under Dog: America's Love Affair With Our Dogs. Сейчас я дочитала до половины книги Дэвида Гримма Citizen Canine: Our Evolving Relationship With Cats and Dogs.
В современной литературе о связи собак (и кошек) с людьми, с которыми они живут, распространена идея о том, что кошка или собака является примерно таким же членом семьи, как ребенок. (Меня смущает идея называть кошек и собак «суррогатными детьми», потому что, думаю, у большинства человеческих «родителей» этих животных либо уже есть обычные, человеческие дети, либо они вообще не хотят детей. Некоторые хотят, чтобы вдобавок к «приемышу-животному» у них были и обычные дети. В большинстве случаев животное не заменяет человеческого ребенка, и люди берут домой животное просто потому что хотят, чтобы оно жило у них дома. И я не исключение). Как можно ожидать, животные все чаще становятся полноправными членами семьи, а значит их юридическое положение удивительным образом эволюционирует. В том числе сейчас идут разговоры о том, должны ли животные вообще кому-то принадлежать, и что, возможно, «право собственности» на животных лучше заменить на «право опеки».
Когда я поняла, что в ближайшее время, вероятно, в моей жизни появится домашний питомиц, я стала много читать о домашних животных в целом, и собаках в частности. Недавно я читала книги Ким Кевин The Dog Merchants: Inside the Big Business of Breeders, Pet Stores, и Rescuers, книги Джессики Пирс Run, Spot, Run: The Ethics of Keeping Pets, и Майкла Скаффера One Nation Under Dog: America's Love Affair With Our Dogs. Сейчас я дочитала до половины книги Дэвида Гримма Citizen Canine: Our Evolving Relationship With Cats and Dogs.
В современной литературе о связи собак (и кошек) с людьми, с которыми они живут, распространена идея о том, что кошка или собака является примерно таким же членом семьи, как ребенок. (Меня смущает идея называть кошек и собак «суррогатными детьми», потому что, думаю, у большинства человеческих «родителей» этих животных либо уже есть обычные, человеческие дети, либо они вообще не хотят детей. Некоторые хотят, чтобы вдобавок к «приемышу-животному» у них были и обычные дети. В большинстве случаев животное не заменяет человеческого ребенка, и люди берут домой животное просто потому что хотят, чтобы оно жило у них дома. И я не исключение). Как можно ожидать, животные все чаще становятся полноправными членами семьи, а значит их юридическое положение удивительным образом эволюционирует. В том числе сейчас идут разговоры о том, должны ли животные вообще кому-то принадлежать, и что, возможно, «право собственности» на животных лучше заменить на «право опеки».
Чем больше я обдумываю идею о том, что у домашних животных могут быть законные опекуны (а не владельцы), тем больше она мне нравится. Мне она нравится по тем же самым причинам, по которым я считаю дико неприемлемой идею опеки для человеческих взрослых с инвалидностью, и для человеческих детей. А именно, что в отличие от подавляющего большинства людей с инвалидностью и человеческой несовершеннолетней молодежи, чья свобода ограничена опекой, собаки, кошки и другие домашние животные не могут говорить (или печать, или использовать жестовый язык, или указывать на карточки с буквами или картинками, или общаться любым другим лингвистическим способом).
Когда я читаю о суде, на котором решается, кто получит опеку над собакой в случае развода, это кажется мне разумным, потому что судья нанимает экспертов по поведению животных, которые посещают дома двух индивидуумов, которые претендуют на опеку над собакой и решает, где собаке будет лучше. (Это настоящее дело по опеке над животным, которое произошло в Калифорнии в 1994 году). Человек должен решать, что лучше для собаки, потому что, к сожалению, собака не владеет коммуникацией и не может сказать нам: «Я бы больше хотела жить с Линдой, а не со Стэнли».
Но, как ни странно, по закону точно такая же процедура проводится в подобных ситуациях, когда речь идет о человеческих детях. Нет никакой необходимости назначать опеку над ребенком в суде, если ребенок способен сам сообщить о своих предпочтениях. Может возникнуть необходимость, чтобы суд предпринял необходимые шаги, чтобы удостоверится что ребенок знает, что у него есть выбор и знает все возможные варианты для выбора, и чтобы убедиться, что родитель не мешает ребенку общаться с другим (неабьюзивным) родителем. Но более чем странно относиться к детям так, как мы относимся к собакам, потому что дети, в отличие от собак, обычно могут словесно выразить свое мнение.
Институт опекунства подходит для домашних животных, потому что животные не могут дать нам понять как они хотят жить, с кем они хотят жить, что они хотят есть, какие медицинские процедуры они хотят или не хотят проходить, как они хотят, чтобы о них заботились, когда они болеют, хотят ли они размножаться и отвечать на другие подобные вопросы. Люди должны очень серьезно об этом думать, чтобы мы действительно могли действовать в интересах наших домашних питомцев, а не просто выбирать то, что нам удобнее или что на данный момент времени считается наиболее социально приемлемым. Поскольку наши собаки и кошки не могут нам сказать: «я очень ценю опыт материнства и поэтому не хочу, чтобы меня стерилизовали», или «для того, чтобы удовлетворять кое-какие физиологические потребности, мне важно проводить больше времени на открытом воздухе», или «я плохо себя чувствую, пожалуйста, своди меня к ветеринару» - нам нужно думать об их интересах, и обеспечивать им такую жизнь, при которой они могли бы процветать. Поэтому многие поклонники собак и кошек жалуются «если бы только животные могли говорить»...
Но мы не ценим способность молодых людей взаимодействовать с нами, потому что мы относимся к ним так, как если бы они не могли говорить. Молодой человек может сказать нам «я не доверяю этому человеку» или «я хочу ходить в ту школу, а не в эту» или «я хочу жить здесь» или «я хочу жить с этим человеком» или «мне больше всего нравится заниматься этим» или «мне это не нравится». Поэтому наши законы и общество в целом не должны относиться к молодым людям так же, как мы относимся к животным, которые не могут говорить и лингвистически выражать свои предпочтения. Те же самые общественные институты, которые подходят для неспособных к общению животных не подходят для людей любого возраста или любой стадии развития, способных лингвистически выражать свои потребности.
_____
На русский язык переведено специально для проекта Пересечения.
