воскресенье, 14 мая 2017 г.

Айман Экфорд: "Повторение фашизма?"

Я, Кирилл Шорохов, Ольга Размахова и Кирилл Федоров с плакатами к акции.
Прошла еще одна акция, к последствиям которой я не могу привыкнуть. Когда я задумывала эту акцию несколько месяцев назад и уговаривала провести ее своих товарищей из Queer-Peace, я по-разному представляла то, как она будет проходить, но не думала, что она пройдет именно так, как она прошла в реальности.
И я не думала, что на следующий день после акции у меня будет предобморочное состояние из-за случайной книжонки с антисемитскими теориями заговора, которую я возьму в руки в гостях.

I.
9 мая мы провели акцию «Повторение фашизма?», сравнивая проблемы нацистской Германии с проблемами современной России.
Кирилл и Ольга, которые участвовали в акции вместе со мной,  уже написали о том, как все прошло.
У нас были плакаты о людях, которые были казнены нацистским режимом за то, кем они были, во что они верили и как функционировали их тела. Их «преступления» состояли в том, что они были инвалидами, геями, Свидетелями Иеговы и людьми, выражающими свою оппозиционную точку зрения. 

И мы говорили о том, что происходит в современной России.

 Кирилл Шорохов рассказывал том, что в нацистской Германии Свидетелей Иеговы отправляли в концентрационные лагеря и о запрете Свидетелей Иеговы в Российской Федерации. О том, что в нашем официально светском государстве доминирует одна религия.

Ольга Размахова говорила об убийствах оппозиционеров в нацистской Германии, и о преследовании оппозиционеров в России. А ведь, как известно, с подавления оппозиции начинается диктатура в любом государстве.

Кирилл Федоров говорил о пытках и истреблении гомосексуалов в Германии, и о пытках и истреблении геев в современной российской Чечне.

У меня был плакат об инвалидах. Точнее, об Эльфриде Лозе-Вехтлер, художнице, убитой в рамках нацистской программы Т-4, и о положении инвалидов в современной России.
Программа Т-4 была создана ради «уничтожения тех, кто недостоин жизни».  И когда год назад в Москве мать убила своего аутичного ребенка, пресса и общественность во многом была на ее стороне. Люди писали, что ребенку и матери «так лучше». Что смерть ребенка – это благо и для него, и для матери.
Программа Т-4 сопровождалась речами ненависти против инвалидов, в сочетании с их тайным убийством. Студентов медицинских ВУЗов и врачей обучали делать смертельные инъекции «неполноценным». И я знаю, как одному из моих аутичных знакомых, у которого эпилепсия, и который учился в МГУ, преподаватель говорил, что «крысы с эпилепсией - неполноценные крысы, точно так же, как и люди с эпилепсией – неполноценные люди». А когда этот мой знакомый выступил в ВУЗе с докладом на тему нейроразнообразия, он слушал истории о том, что такие, как он, не должны размножаться.
Известны случаи принудительной стерилизации людей в психоневрологических интернатах. И именно идеи о том, что «недочеловеки» не должны размножаться, активно пропагандировались в нацистской Германии – настолько активно, что в концлагерях проводились эксперименты с целью стерилизации как можно большего количества людей.
Неужели вас не пугает то, что идеи, которые были распространены в профессиональном сообществе в нацистской Германии, и которые привели к смерти тысяч (а, возможно, и миллионов) инвалидов, пропагандируются в государственных российских ВУЗах? Что эти идеи распространены среди специалистов государственных российских учреждений, которые работают с инвалидами?
Убийства в рамках программы Т-4 не афишировались. Родственники убитых получали письма с соболезнованиями и фиктивные документы о ненастоящей причине смерти. Точно так же родители, которые по настоянию врачей сдают детей в детские дома для инвалидов, не знают, что там происходит. Они не знают, что с детьми в этих детских домах не занимаются и что работники этих детских домов называют «тяжелыми» и «безнадежными» тех, у кого в три года больше бытовых навыков, чем было в том же возрасте у меня. Они не знают, что после детского дома их дети (если выживут!) отправятся в психоневрологические интернаты, возможно, лишенные базовых навыков коммуникации из-за недостаточного обучения. Даже если они смогут работать, они будут отдавать фактически весь свой заработок (75% заработка), интернату, и при этом будут лишены права собственности, права на неприкосновенность частной жизни, на свободу перемещения и множества других прав.

Для меня информация на моем плакате была очень личной. Потому что я отношусь к той категории людей, которых не считали людьми в нацистской Германии, и которых не считают людьми те, кто «чтит победу над фашизмом». И я хотела напомнить им, что такое фашизм, напомнить, что, прежде всего, они должны победить фашизм в собственной голове. Разумеется, ситуация в России пока не настолько критичная, но тревожные тенденции были заметны уже давно.

II.
Мы сняли видео в парке рядом с Дворцовой Площадью. Каждый, стоя со своим плакатом, рассказал о том, что за человек на этом плакате изображен, какова была его судьба, и почему мы считаем, что причина трагедии, случившейся с этим человеком, может повториться.
После этого мы прошли с плакатами по Дворцовой площади. Ни полиция, ни прохожие на нас не реагировали – вокруг было слишком много народа, слишком много плакатов, которые люди несли в рамках акции «Бессмертный Полк», и, вероятно, полиции и народу было не до нас.

***
Все началось, когда мы дошли до Марсового поля, до Вечного огня. Несмотря на то, что изначально Вечный огонь на Марсовом поле воспринимался как мемориал в честь солдат, погибших во время Октябрьской революции, в последние годы он стал восприниматься как символ памяти тех, кто погиб во время Великой Отечественной Войны. Именно так воспринимают этот мемориал большинство моих знакомых, и именно так воспринимала его та толпа, которая пришла к Вечному огню 9 мая.
Многие из пришедших несли гвоздики и георгиевские ленточки, которые сейчас являются символом 9 мая.  У некоторых людей были плакаты с изображением их родственников, которые погибли во время Великой Отечественной.
Да, все они – или почти все они – праздновали победу советской армии, и думали о советских людях, погибших во время Великой Отечественной Войны. Но ведь Великая Отечественная – часть Второй Мировой. И герои, чью память хотели почтить пришедшие к Огню люди, погибли в войне с фашистами.
Разве в память о тех советских и несоветских солдатах, которые погибли, сражаясь с фашистами, не стоит сделать все возможное, чтобы не повторить историю? Чтобы страна, из которой были родом эти люди, не стала страной победившего фашизма? Разве это не важнее, чем все ленточки, цветочки и парады вместе взятые?

***
Именно об этом думала я, когда мы встали с плакатами у Вечного огня.
Наконец, люди стали внимательно читать плакаты. Вначале все молчали. Некоторые принялись снимать нас на камеры. А потом началась бурная реакция.
- Если у тебя сын родится, ты нормально отнесешься, если он будет долбиться в жопу? – агрессивно заорал на Кирилла Федорова какой-то гомофоб.
На плакате Кирилла было написано об убийствах – об истреблении геев в фашистской Германии и об убийствах геев в Чечне. И этот человек считал, что Кирилл должен был позволить убить своего сына, если сын «долбится в жопу»? Мы пытались говорить с ним – объяснить, что анальный секс, в отличие от гомофобии, не убивает и не является преступлением, требующим смертной казни. Что это совершенно безобидное действие. А Кирилл сказал, что, прежде всего, он не хотел бы, чтобы его сына убили за то, что он гей.
Но гомофоб только продолжал вопить про «долбление в жопу» и «педерастию», не обращая внимания на наши аргументы. В итоге, он плюнул Кириллу в лицо и сбежал.

К нам подошел молодой парень – единственный адекватный человек из тех, кого я там заметила – и все спрашивал, почему люди обращают внимание только на плакат о геях, когда мы затронули столько важных тем. Но его реплику, как и наши слова, проигнорировали.

Еще один человек настаивал, что он поверит в то, что геев в Чечне убивают, только если мы предоставим ему официальные расследования. И это при том, что и правозащитники, и лидеры иностранных государств просили Путина урегулировать ситуацию в Чечне, и это совершенно открытая информация. Но этот человек, видно, ждал официальных правительственных заявлений о проводимом ими геноциде. Как будто правительства, убивающие своих граждан, всегда сообщает об этом всему миру!  Как будто в нацистской Германии всегда были официальные расследования подобных преступлений!

Мы выступали против убийств геев, но никто не встал на нашу защиту. Никто ничего не сказал.

Я пыталась это объяснить, но на меня лишь гаркнули:

- Мелкая, не шавкай,  – мое мнение обесценивалось только из-за моего возраста. Из-за того, что я молодая, меня не считали полноценным человеком.

И никто ничего не сказал.

Все молчали, когда этот человек стал обесценивать мнение всех нас из-за нашего возраста. Когда он стал говорить, что нас просто использовали, потому что мы молодые, что мы не могли самостоятельно сделать эти плакаты. Что мы их даже не читали.
Только Лина, моя девушка, назвала его «упертым эйджистом», с чем этот мужчина согласился.

Нас спрашивали, верим ли мы в Бога. Говорили, что «в Киеве не лучше» (хотя Украина и вера в Бога не имели никакого отношения к нашей акции). Нам говорили, что на наших плакатах «нейролингвистическое программирование». Нас старались убедить в том, что людям можно плескать в лицо зеленкой.
Одна женщина стала обвинять нас в том, что мы выбрали неправильное место и неправильное время. И ее поддержали. Похоже, все согласились с тем, что день, который считается днем памяти победы над фашизмом, не подходит для того, чтобы говорить о том, что такое фашизм.
На самом деле все оказалось еще хуже, чем я предполагала.


III.
Когда тот самый человек, который обесценивал нашу позицию из-за нашего возраста, стал обвинять евреев в Холокосте, никто тоже не сказал ни слова. Этот человек стал кричать о том, что «это мы не знаем истории», и поэтому не в курсе, что в Освенциме были «платные места», и что евреи специально платили за пребывание в концлагере для того, чтобы создать свое государство.

- Скажите еще раз! – закричала я; я была единственной, кто сказал хоть что-то. – Вы обвиняете евреев в Холокосте?!  Я частично еврейка. Повторите это еще раз. Вы действительно хотели сказать то, что сказали?
Я в буквальном смысле кричала.
Он повторил, и не только эту фразу. На меня посыпалось уйма антисемитских теорий заговора.

Меня трясло. Меня начало трясти, когда он стал обесценивать наше мнение из-за нашего возраста. Но теперь трясло еще больше. Даже челюсть дрожала. У меня закружилась голова, и мне казалось, что я либо упаду в обморок, в самом что ни на есть буквальном смысле, либо накинусь на этого человека. Я изо всех сил вцепилась в плакат.

Люди собрались у Вечного огня, чтобы почтить память советских людей, погибших от рук фашистов. И они молча соглашались с человеком, который обвинял других жертв фашизма в преступлении, совершенном против них. Все считали это нормальным. Эти люди считали нормальным обвинять евреев в Холокосте 9 мая, стоя возле Вечного огня, где люди собрались вспомнить жертв нацистской Германии!
Перечитайте это еще раз.
И вспомните, что еще несколько минут назад эти же самые люди поддерживали женщину, которая говорила, что это МЫ выбрали неправильное время и место для того, чтобы говорить об опасности повторения фашизма и вспоминать жертв фашизма.

Почему многие считают кощунством фотографироваться у Вечного огня в «неправильной» позе, но считают совершенно нормальным стоя у Вечного огня обвинять евреев в Холокосте?
Я не знаю. Но, кажется, тогда я начала понимать, что имеют в виду русские «патриоты», которые, говоря о Второй Мировой, заявляют, что они «могут повторить». Я поняла, ЧТО ИМЕННО они хотят повторить. И что со мной будет, если они это сделают. И, если честно, мне страшно.

***
И еще я поняла, что я одна. Что почти никто не поддержит меня, если ситуация будет ухудшаться, никто, кроме нескольких знакомых-активистов, потому что толпа молчала.
И потому что даже активисты пытаются оправдать подобное поведение.
Когда этот мужчина уходил, он постарался обнять меня за плечи, и я закричала, чтобы он не смел ко мне прикасаться. Я не переношу неожиданных прикосновений из-за особенностей сенсорного восприятия, но дело было не только в этом – мне было противно вранье того, кто желает мне «всего хорошего», и при этом не считает меня за человека из-за моего происхождения, из-за моего возраста, из-за моей ориентации и из-за моей инвалидности.

Я знаю, что другие восприняли это как вежливый поступок, почти как одолжение.
Другие активисты говорили о том, что он просто «может не знать, как все обстоит на самом деле»,  что у него «просто нет информации»,  и что каждый имеет право на личное мнение, но это не оправдание.
Потому что люди, работающие в концлагериях, тоже могли «просто не знать», что узники концлагерей являются людьми, и поэтому «просто» отправлять их в газовые камеры.
Те, кто пытает геев в Чечне, тоже могут просто «не иметь доступа к информации» о том, что геев, оказывается, нельзя пытать.
ЭТО. НЕ. ОПРАВДАНИЕ. То, что говорил этот мужчина, было не «личным мнением». Это было речами ненависти. И толпа поддержала эти речи ненависти, а некоторые активисты советовали реагировать на них «спокойнее».
Но когда речь идет о жизни и смерти – а именно об этом шла речь на нашей акции, нет времени на выбор тона , особенно когда наши оппоненты не спокойны. Их пропаганда не спокойная. Они делают все, чтобы эту пропаганду услышали. И поэтому мы должны изо всех сил противостоять их аргументации.

Я говорю это не только из-за того, что если псевдопатриоты «смогут повторить», я буду одной из первых, кого они отправят в лагерь смерти. Я говорю это еще и потому, что они сами не понимают, насколько это не выгодно для них же, потому что жизнь в тоталитарном и милитаристском государстве не выгодна подавляющему большинству населения. Это может убить не только тех, кто явно «другой», вроде меня.  Всех этих, молчащих, из-за любой мелочи смогут объявить недолюдьми, и остальные тоже будут молчать. Поэтому я совершенно не понимаю их ликования о событиях, которые большинство из них не помнят. В этом нет логики.
 В понимании этих людей Великая Отечественная Война уже, похоже, не имеет ничего общего со Второй Мировой. Они поклоняются победе, но обесценивают ее тем, что низводят войну до уровня локального конфликта немцев и русских (забыв и о других фронтах, и о других странах-участниках войны, и о других трагедиях помимо той, что коснулась русского народа).Говоря о фашистах, они имеют в виду немцев, игнорируя, что на самом деле значит фашистская и нацистская идеология. И в этом случае, я совершенно не понимаю, что они празднуют и чему они радуются. Я не вижу смысла в праздновании победы в том виде, в котором оно есть, если под это празднование возрождаются самые мерзкие особенности нацисткой Германии, но под другими флагами.



                             (Видео с нашей акции)