Автор: Кейтлин Николь О'Нил
Источник: The Youth Right Blog
Источник перевода: Подслушано: эйджизм
(Обложка книги Роджера Ланкастера "Сексуальная паника в карательном государстве", издательства Калифорнийского университета)
(Примечание: Под термином карательное государство - Punitive State - чаще всего подразумевается неправовое и авторитарное государство, в котором принято наказывать человека "превентивно", то есть, если он кажется правоохранительным органам потенциальным преступником).
Многие из вас знают, что я провела большое исследование моральной паники 1970-х-1980-х годов, чтобы понять, как были нивелированы значительные достижения, которых добились в вопросах освобождения молодежи активисты 1960-х и 1970-х годов.
Я специально изучаю эту тему, потому что собираюсь рассматривать ее в своем новом масштабном проекте, над которым я сейчас работаю - то есть, в своей книге о правах молодежи. Ради этого я уже прочла книгу Ричарда Бека «Мы верим детям: Моральная паника 1980-х годов» и написала к ней рецензию. Сейчас же я хочу предоставить вам рецензию на книгу антрополога Роджера Ланкастера «Сексуальная паника в карательном государстве», которая была опубликовано в 2011 году издательством Калифорнийского университета.
Идея книги Ланкастера заключается в том, что серия сексуальных паник 1970-1980-х годов (в том числе паник, касающихся несовершеннолетних), коренным образом изменила Америку и в конечном итоге сделала США похожими на карательное государство. Возможно, с точки зрения вопросов освобождения молодежи в этой книге важнее всего понимание Ланкастером того, что волны сексуальной паники, акцентирующиеся на стереотипном, идеализированном , "асексуальном" и невинном образе вымышленной несовершеннолетней жертвы, создали законы, стереотипы и практику обращения с несовершеннолетними, которые глубоко въелись в культуру и политику государства по отношению к молодежи, к ее сексуальности и к ее взаимодействию со взрослыми, и что эти нормы и политика становятся все более суровыми и не отражающими реальные особенности и потребности несовершеннолетних.
Эти вещи все чаще касаются вещей, которые напрямую не связаны с сексом, и наносят серьезный ущерб молодежи. Один из основополагающих принципов моего активизма за освобождение молодёжи гласит, что настоящие сторонники освобождения молодёжи не должны бояться противостоять проблемам, которые возникают в результате авторитарных попыток контролировать молодёжь и межпоколенческий секс, и которые тем самым наносят серьезный вред как молодёжи, так и взрослым людям.
Несмотря на то, что это может быть чревато с политической точки зрения, на эту проблему все же важно обращать внимание, потому что морально-сексуальная паника подрывает права несовершеннолетних (и не только их) в самых разных областях (в том числе в тех, что не связаны с сексом). Сторонники освобождения молодёжи могут ответственно подходить к этой проблеме, признавая, что сексуальные связи должны подчиняться определенной этике и не отрицая вреда сексуальной эксплуатации (о которой очень красноречиво говорили такие теоретики радикального феминизма, как Андреа Дворкин и Кэтрин МакКиннон).
Поэтому я давно считаю, что феминистки, сторонники освобождения молодёжи и все остальные должны серьезно пересмотреть современную сексуальную политику, которая в том числе серьезно противоречит критическому анализу секса в радикальном феминизме, и при этом решительно выступить против сексуальной паники, которая используется в качестве средства социального контроля, все больше и больше не имеет ничего общего с реальностью, и все сильнее теряет чувство меры.
Ланкастер особо резко пишет о волнах сексуальной паники 1980-х годов в этом отрывке: «Они внесли неясное беспокойство, касающееся секса и детей, и создали повсеместное представление о том, что все дети подвержены риску сексуального насилия буквально везде. Отрицание сексуальных желаний несовершеннолетних и постоянная охота на "хищного извращенца" - две стороны одной медали: невинный и чудовище, идеальная жертва и непримиримый преступник...
Эти волны паники породили новые разновидности псевдонауки - странные методы составления психологических профилей насильников, причудливые диагностические инструменты, которые, якобы помогают определить будущего насильника-педофила или вероятность рецидива.
Они внесли весомый вклад в создание более всеобъемлющей и расширяющейся культуры "защиты" детей, расширив тем самым полномочия как давно существующих органов власти (служб защиты детей), так и дали больше полномочий новым, почти официальным представителям власти (таким как адвокаты жертв)".
Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Ланкастер перечислил множество методов, с помощью которых эти последовательные волны сексуальной паники "привели к новой терминологии и создали новые представления и новые дискурсы разговора о детях". Он пишет, как установка о том, что к детям нельзя прикасаться проникает во многие организации, ответственные за уход за детьми, вопреки тому, что почти все люди, особенно очень молодые, нуждаются в объятиях и других формах полезного несексуального контакта для хорошего эмоционального самочувствия.
Он отмечает, что понимание психологии Фрейда, которая признала реальность того, что дети имеют врождённую сексуальность и что все отношения "могут иметь эротический аспект без какой-либо явной сексуальной активности", было заменено логикой новой культуры, которая настаивает на том, что признание сексуальности несовершеннолетних для них опасно, и что это признание само по себе якобы заставляет воспринимать их как сексуальный объект.
Ланкастер пишет, что: «Общеизвестные представления, которые были сформированы до 1980- х годов - например, что ученики иногда испытывают влечение к своим учителям, или что подростки иногда ищут сексуальные отношения со взрослыми потому, что последние более зрелые, более опытные и более искушенные - стали считаться аморальными».
Ланкастер также отмечает, что результаты исследований, которые пытаются установить связь между сексом в подростковом возрасте и психической травмой, быстро получают официальное признание политиков, журналистов, активистов, чиновников и других лиц, в то время как исследования, которые находят доказательства обратного, игнорируются или даже становятся объектом нападок и цензуры. Наконец, Ланкастер замечает, что одержимость концепцией детской невинности «стала важнее самих детей», поскольку такие вещи, как "половое просвещение", которое в реальности ограничено информацией о важности воздержания и защита девственности подростков, имеют приоритет над обеспечением прав и материального благополучия молодежи. Более того, сам термин «педофил» с 1960-х годов стал не медицинским, а обобщенно-нарицательным понятием, и со временем в это понятие включают все больше вариаций различного сексуального поведения и влечения.
Ланкастеру хватило мудрости понять, что нереалистичные и стереотипные представления об асексуальности молодежи слишком часто используются против самой молодежи, которая не вписывается в доминирующие представления о детской невинности, и тем самым вызывает гнев окружающих взрослых.
Он приводит статистику согласно которой примерно 41% сексуальных правонарушителей являются несовершеннолетними, но при это сам отмечает, что в конечном итоге эта статистика является проблематичной, поскольку «ненасильственные, добровольные половые акты между несовершеннолетними (или между несовершеннолетними и взрослыми) стали классифицироваться как сексуальные правонарушения.
Настораживает то, что тот же самый метод "анализа" преступлений, из-за которого сатанинское ритуальное насилие стали связывать с предполагаемым сексуальным насилием в детских садах (эта история была главной темой книги Ричарда Бека «Мы верим детям»), в настоящее время используется для стигматизации и наказания молодежи, которую малообразованные учителя, социальные работники и сотрудники правоохранительных органов считают "сексуальными преступниками".
Удивительно, что, к примеру, по данным, найденным Ланкастером, в 2001 году в Мэриленде сто шестьдесят пять учеников начальной и подготовительной школы были отстранены от занятий за сексуальные домогательства, в том числе трое дошкольников из подготовительного класса, шестнадцать детсадовцев и двадцать два первоклассника. Как иронизирует Ланкастер: «Дети, которые домогаются, абьюзят и пристают виновны в глазах взрослых главным образом в том, что не вписываются в их фантазии о невинности детства. И со временем фантазии у взрослых становятся все более фантастическими».
Это всего лишь один пример явления, о котором часто говорят сторонники освобождения молодёжи - слишком часто насилие над детьми и опека в конечном счете являются двумя сторонами одной медали. Озабоченность сохранением мифа о детской невинности не может сделать этот миф былью, но зато она может привести (и приводит) к реальным и разрушительным последствиям, причиняя вред настоящим детям из плоти и крови.
Ланкастер обращает внимание на ещё один интересный и важный момент - несмотря на то что в США стали лучше относиться к лесбиянкам, геям и бисексуалам, над ними все равно нависает миф об ужасном «гее-педофиле», охотящемся за детьми, и этот миф выполняет ту же социокультурную роль, которую раньше выполнял образ «гея-девианта». Поэтому Ланкастер считает, что сексуальная паника особенно опасна для свободы, прав и интересов членов ЛГБТК-сообщества. Выдвигая этот аргумент, Ланкастер опирается на работу известного квир-теоретика Ли Эдельмана (я часто натыкалась на имя этого философа, но именно благодаря Ланкастеру мне очень захотелось прочесть его работы и разобраться в его идеях).
Кроме того, Ланкастер, описывая как сексуальная паника внесла хаос в жизнь ЛГБТКсообщества ссылается на свою квир-идентичность и на собственный опыт, и связывая этот свой опыт с более масштабными социальными изменениями. Приводя в пример здоровые и полностью добровольные отношениях между людьми разных поколений в контексте ЛГБТ-культуры,
Ланкастер пишет: «До недавнего времени отношения между людьми разных поколений были привычной реальностью жизни американских ЛГБлюдей, примерно как отношения буч-фем среди лесбиянок. Подростки 15-16 лет зачастую обзаводились поддельными удостоверениями личности, и их было сложно отличить от обычных взрослых людей, которые просто молодо выглядят. У таких парней было немного поклонников, но когда я вошел в сообщество в конце 70-х, они были довольно заметны. (Здесь я должен заметить, что, насколько мне известно, среди них я ни разу не встречал педофила в клиническом смысле слова, то есть того, кого привлекали не достигшие полового созревания дети, и знакомые мне мужчины, встречающиеся с парнями-подростками, осуждали отношения с детьми, и были против любой эксплуатации и любых абьюзивных и насильственных отношений - во всяком случае в том виде, в каком они понимали эти термины). Без сомнения, эксплуатация все же могла присутствовать и в таких отношениях. Но поскольку подобные парочки часто посещали одни и те же бары и обменивались слухами через схожие каналы, они создали собственную субкультуру и старались подчиняться ее нормам. И взрослые (но еще несовершеннолетние) парни, и их совершеннолетние партнеры явно негативно относились к смутным слухам о неких папиках, которые плохо обращались со своими «мальчиками». И независимо от того, было ли младшему партнеру 18 или он был моложе, ожидалось, что старший партнер будет его наставлять, помогая ему учиться, развивать свои навыки, разбираться в вещах, в которых он еще не разобрался, и тому подобное. И я не считаю, что несовершеннолетним помогла криминализация таких отношений, и то, что надзор над этими отношениями перешел от субкультуры к государству".
Далее Ланкастер обращает внимание на то, что во многих случаях в подобных парах взрослые геи искренне любили своих юных партнеров, заботились о них и помогали им, несмотря на то, что от этих самых парней из-за их ориентации отказались их собственные биологические родственники (или же эти родственники их избегали, или же явно над ними издевались).
В конечном счете, я хочу сделать вывод о том, что все, кто всерьез занимаются правами молодежи должны прочесть эту книгу для того, чтобы глубже понять, как последствия многочисленных волн сексуальной паники (в частности касающихся молодежи) сформировали американскую культуру конца двадцатого - начале двадцать первого века.
Работа Ланкастера должна помочь вам понять, что мы, как активисты за освобождение молодежи, должны сделать своей повесткой сексуальное освобождение молодых людей. Нам это необходимо не потому что мы якобы хотим, чтобы их эксплуатировали старшие (или чтобы они во время отношений абьюзили друг друга), а потому, что откровенно пуританский и протекционистский подход к сексуальности молодежи серьезно вредит как ей самой, так и обществу в целом.
_______
Переводчик: Никита Онуфриев
Источник: The Youth Right Blog
Источник перевода: Подслушано: эйджизм
(Обложка книги Роджера Ланкастера "Сексуальная паника в карательном государстве", издательства Калифорнийского университета)
(Примечание: Под термином карательное государство - Punitive State - чаще всего подразумевается неправовое и авторитарное государство, в котором принято наказывать человека "превентивно", то есть, если он кажется правоохранительным органам потенциальным преступником).
Многие из вас знают, что я провела большое исследование моральной паники 1970-х-1980-х годов, чтобы понять, как были нивелированы значительные достижения, которых добились в вопросах освобождения молодежи активисты 1960-х и 1970-х годов.
Я специально изучаю эту тему, потому что собираюсь рассматривать ее в своем новом масштабном проекте, над которым я сейчас работаю - то есть, в своей книге о правах молодежи. Ради этого я уже прочла книгу Ричарда Бека «Мы верим детям: Моральная паника 1980-х годов» и написала к ней рецензию. Сейчас же я хочу предоставить вам рецензию на книгу антрополога Роджера Ланкастера «Сексуальная паника в карательном государстве», которая была опубликовано в 2011 году издательством Калифорнийского университета.
Идея книги Ланкастера заключается в том, что серия сексуальных паник 1970-1980-х годов (в том числе паник, касающихся несовершеннолетних), коренным образом изменила Америку и в конечном итоге сделала США похожими на карательное государство. Возможно, с точки зрения вопросов освобождения молодежи в этой книге важнее всего понимание Ланкастером того, что волны сексуальной паники, акцентирующиеся на стереотипном, идеализированном , "асексуальном" и невинном образе вымышленной несовершеннолетней жертвы, создали законы, стереотипы и практику обращения с несовершеннолетними, которые глубоко въелись в культуру и политику государства по отношению к молодежи, к ее сексуальности и к ее взаимодействию со взрослыми, и что эти нормы и политика становятся все более суровыми и не отражающими реальные особенности и потребности несовершеннолетних.
Эти вещи все чаще касаются вещей, которые напрямую не связаны с сексом, и наносят серьезный ущерб молодежи. Один из основополагающих принципов моего активизма за освобождение молодёжи гласит, что настоящие сторонники освобождения молодёжи не должны бояться противостоять проблемам, которые возникают в результате авторитарных попыток контролировать молодёжь и межпоколенческий секс, и которые тем самым наносят серьезный вред как молодёжи, так и взрослым людям.
Несмотря на то, что это может быть чревато с политической точки зрения, на эту проблему все же важно обращать внимание, потому что морально-сексуальная паника подрывает права несовершеннолетних (и не только их) в самых разных областях (в том числе в тех, что не связаны с сексом). Сторонники освобождения молодёжи могут ответственно подходить к этой проблеме, признавая, что сексуальные связи должны подчиняться определенной этике и не отрицая вреда сексуальной эксплуатации (о которой очень красноречиво говорили такие теоретики радикального феминизма, как Андреа Дворкин и Кэтрин МакКиннон).
Поэтому я давно считаю, что феминистки, сторонники освобождения молодёжи и все остальные должны серьезно пересмотреть современную сексуальную политику, которая в том числе серьезно противоречит критическому анализу секса в радикальном феминизме, и при этом решительно выступить против сексуальной паники, которая используется в качестве средства социального контроля, все больше и больше не имеет ничего общего с реальностью, и все сильнее теряет чувство меры.
Ланкастер особо резко пишет о волнах сексуальной паники 1980-х годов в этом отрывке: «Они внесли неясное беспокойство, касающееся секса и детей, и создали повсеместное представление о том, что все дети подвержены риску сексуального насилия буквально везде. Отрицание сексуальных желаний несовершеннолетних и постоянная охота на "хищного извращенца" - две стороны одной медали: невинный и чудовище, идеальная жертва и непримиримый преступник...
Эти волны паники породили новые разновидности псевдонауки - странные методы составления психологических профилей насильников, причудливые диагностические инструменты, которые, якобы помогают определить будущего насильника-педофила или вероятность рецидива.
Они внесли весомый вклад в создание более всеобъемлющей и расширяющейся культуры "защиты" детей, расширив тем самым полномочия как давно существующих органов власти (служб защиты детей), так и дали больше полномочий новым, почти официальным представителям власти (таким как адвокаты жертв)".
Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Ланкастер перечислил множество методов, с помощью которых эти последовательные волны сексуальной паники "привели к новой терминологии и создали новые представления и новые дискурсы разговора о детях". Он пишет, как установка о том, что к детям нельзя прикасаться проникает во многие организации, ответственные за уход за детьми, вопреки тому, что почти все люди, особенно очень молодые, нуждаются в объятиях и других формах полезного несексуального контакта для хорошего эмоционального самочувствия.
Он отмечает, что понимание психологии Фрейда, которая признала реальность того, что дети имеют врождённую сексуальность и что все отношения "могут иметь эротический аспект без какой-либо явной сексуальной активности", было заменено логикой новой культуры, которая настаивает на том, что признание сексуальности несовершеннолетних для них опасно, и что это признание само по себе якобы заставляет воспринимать их как сексуальный объект.
Ланкастер пишет, что: «Общеизвестные представления, которые были сформированы до 1980- х годов - например, что ученики иногда испытывают влечение к своим учителям, или что подростки иногда ищут сексуальные отношения со взрослыми потому, что последние более зрелые, более опытные и более искушенные - стали считаться аморальными».
Ланкастер также отмечает, что результаты исследований, которые пытаются установить связь между сексом в подростковом возрасте и психической травмой, быстро получают официальное признание политиков, журналистов, активистов, чиновников и других лиц, в то время как исследования, которые находят доказательства обратного, игнорируются или даже становятся объектом нападок и цензуры. Наконец, Ланкастер замечает, что одержимость концепцией детской невинности «стала важнее самих детей», поскольку такие вещи, как "половое просвещение", которое в реальности ограничено информацией о важности воздержания и защита девственности подростков, имеют приоритет над обеспечением прав и материального благополучия молодежи. Более того, сам термин «педофил» с 1960-х годов стал не медицинским, а обобщенно-нарицательным понятием, и со временем в это понятие включают все больше вариаций различного сексуального поведения и влечения.
Ланкастеру хватило мудрости понять, что нереалистичные и стереотипные представления об асексуальности молодежи слишком часто используются против самой молодежи, которая не вписывается в доминирующие представления о детской невинности, и тем самым вызывает гнев окружающих взрослых.
Он приводит статистику согласно которой примерно 41% сексуальных правонарушителей являются несовершеннолетними, но при это сам отмечает, что в конечном итоге эта статистика является проблематичной, поскольку «ненасильственные, добровольные половые акты между несовершеннолетними (или между несовершеннолетними и взрослыми) стали классифицироваться как сексуальные правонарушения.
Настораживает то, что тот же самый метод "анализа" преступлений, из-за которого сатанинское ритуальное насилие стали связывать с предполагаемым сексуальным насилием в детских садах (эта история была главной темой книги Ричарда Бека «Мы верим детям»), в настоящее время используется для стигматизации и наказания молодежи, которую малообразованные учителя, социальные работники и сотрудники правоохранительных органов считают "сексуальными преступниками".
Удивительно, что, к примеру, по данным, найденным Ланкастером, в 2001 году в Мэриленде сто шестьдесят пять учеников начальной и подготовительной школы были отстранены от занятий за сексуальные домогательства, в том числе трое дошкольников из подготовительного класса, шестнадцать детсадовцев и двадцать два первоклассника. Как иронизирует Ланкастер: «Дети, которые домогаются, абьюзят и пристают виновны в глазах взрослых главным образом в том, что не вписываются в их фантазии о невинности детства. И со временем фантазии у взрослых становятся все более фантастическими».
Это всего лишь один пример явления, о котором часто говорят сторонники освобождения молодёжи - слишком часто насилие над детьми и опека в конечном счете являются двумя сторонами одной медали. Озабоченность сохранением мифа о детской невинности не может сделать этот миф былью, но зато она может привести (и приводит) к реальным и разрушительным последствиям, причиняя вред настоящим детям из плоти и крови.
Ланкастер обращает внимание на ещё один интересный и важный момент - несмотря на то что в США стали лучше относиться к лесбиянкам, геям и бисексуалам, над ними все равно нависает миф об ужасном «гее-педофиле», охотящемся за детьми, и этот миф выполняет ту же социокультурную роль, которую раньше выполнял образ «гея-девианта». Поэтому Ланкастер считает, что сексуальная паника особенно опасна для свободы, прав и интересов членов ЛГБТК-сообщества. Выдвигая этот аргумент, Ланкастер опирается на работу известного квир-теоретика Ли Эдельмана (я часто натыкалась на имя этого философа, но именно благодаря Ланкастеру мне очень захотелось прочесть его работы и разобраться в его идеях).
Кроме того, Ланкастер, описывая как сексуальная паника внесла хаос в жизнь ЛГБТКсообщества ссылается на свою квир-идентичность и на собственный опыт, и связывая этот свой опыт с более масштабными социальными изменениями. Приводя в пример здоровые и полностью добровольные отношениях между людьми разных поколений в контексте ЛГБТ-культуры,
Ланкастер пишет: «До недавнего времени отношения между людьми разных поколений были привычной реальностью жизни американских ЛГБлюдей, примерно как отношения буч-фем среди лесбиянок. Подростки 15-16 лет зачастую обзаводились поддельными удостоверениями личности, и их было сложно отличить от обычных взрослых людей, которые просто молодо выглядят. У таких парней было немного поклонников, но когда я вошел в сообщество в конце 70-х, они были довольно заметны. (Здесь я должен заметить, что, насколько мне известно, среди них я ни разу не встречал педофила в клиническом смысле слова, то есть того, кого привлекали не достигшие полового созревания дети, и знакомые мне мужчины, встречающиеся с парнями-подростками, осуждали отношения с детьми, и были против любой эксплуатации и любых абьюзивных и насильственных отношений - во всяком случае в том виде, в каком они понимали эти термины). Без сомнения, эксплуатация все же могла присутствовать и в таких отношениях. Но поскольку подобные парочки часто посещали одни и те же бары и обменивались слухами через схожие каналы, они создали собственную субкультуру и старались подчиняться ее нормам. И взрослые (но еще несовершеннолетние) парни, и их совершеннолетние партнеры явно негативно относились к смутным слухам о неких папиках, которые плохо обращались со своими «мальчиками». И независимо от того, было ли младшему партнеру 18 или он был моложе, ожидалось, что старший партнер будет его наставлять, помогая ему учиться, развивать свои навыки, разбираться в вещах, в которых он еще не разобрался, и тому подобное. И я не считаю, что несовершеннолетним помогла криминализация таких отношений, и то, что надзор над этими отношениями перешел от субкультуры к государству".
Далее Ланкастер обращает внимание на то, что во многих случаях в подобных парах взрослые геи искренне любили своих юных партнеров, заботились о них и помогали им, несмотря на то, что от этих самых парней из-за их ориентации отказались их собственные биологические родственники (или же эти родственники их избегали, или же явно над ними издевались).
В конечном счете, я хочу сделать вывод о том, что все, кто всерьез занимаются правами молодежи должны прочесть эту книгу для того, чтобы глубже понять, как последствия многочисленных волн сексуальной паники (в частности касающихся молодежи) сформировали американскую культуру конца двадцатого - начале двадцать первого века.
Работа Ланкастера должна помочь вам понять, что мы, как активисты за освобождение молодежи, должны сделать своей повесткой сексуальное освобождение молодых людей. Нам это необходимо не потому что мы якобы хотим, чтобы их эксплуатировали старшие (или чтобы они во время отношений абьюзили друг друга), а потому, что откровенно пуританский и протекционистский подход к сексуальности молодежи серьезно вредит как ей самой, так и обществу в целом.
_______
Переводчик: Никита Онуфриев
