 |
| Изображение ханукии |
Счастливой Хануки.
Я пишу этот текст, когда до Хануки осталось чуть меньше месяца. Я ставлю его на предпубликацию. Что бы со мной ни случилось, он появится 2 декабря 2018 года.
Вам может показаться, это текст не о Хануке, не о восстании маккавиев, и не о чуде. Он слишком личный, слишком мой. Но если у вас хватит терпения дочитать его до конца, то вы поймете, что все гораздо сложнее.
I.
Я еще живу в Израиле. Точнее, это мой последний день в Израиле. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вернуться сюда. По закону, если беженец или запрашивающий убежище в Израиле покидает страну, то у него есть право вернуться только как у репатрианта. А я не уверена, что смогу.
Мне кажется, будто я раскалываюсь на части, сложно печатать, сложно выполнять простейшие бытовые дела, сложно сдержать слезы. Мне очень страшно.
Когда мне отказали в политическом убежище – на которое я и не надеялась, и когда не нашлись документы моего деда – которые я надеялась найти, я поняла, что не смогу остаться здесь. Точнее, это поняла моя жена, и все мне объяснила.
И когда она спрашивала у меня, на какое число ей брать билеты, я заорала:
– На самое ближайшее! Давай уедем как можно быстрее! Это невыносимо.
И расплакалась. Потому что мне было невыносимо оставаться в этой стране, когда согласно всей официальной политике я здесь чужое, нежеланное лицо.
Невыносимо, когда большую часть жизни я считала себя еврейкой, называла себя еврейкой, стоя перед неонацистами, готовыми броситься на меня, а вот теперь, здесь, в стране евреев, у меня нет права на то, чтобы сказать такую простую фразу: "я еврейка".
Невыносимо, когда твои идеи, которые всем казались настолько странными, что ты думала, что никто их не разделяет, удивительно совпали со многими идеями СИОНИСТСКОГО активиста Жаботинского, чьи идеи до сих пор влияют на политику израильского государства... и у тебя нет права говорить об израильской политике как гражданин Израиля.
Невыносимо, когда ты долбанных шесть лет пишешь историю о персонажах-сионистах, но никак не сможешь стать своей в сионистском государстве.
Но сейчас мне кажется, что уехать отсюда – тоже невыносимо. Глупо, иррационально, но я не понимаю, КАК мне уехать. Что со мной тогда будет? Как это на меня повлияет? Мне страшно.
II.
Невыносимо бояться, и понимать последствия страха. Например, когда раньше я думала о гиюре, я боялась. В детстве жила в окружении людей, читающих "протоколы сионских мудрецов" и оправдывающих еврейские погромы. Во взрослом возрасте, когда я стала активисткой, вокруг меня было полно воинствующих антисионистов, которые готовы отказаться от любого взаимодействия со мной, стоит мне высказать свои настоящие взгляды о праве Израиля на существование в качестве еврейского государства.
Вот я и боялась. Боялась говорить о еврействе, писать о еврействе в нормальной обстановке. Страшно настолько, что в разговоре с подругой, которая ходит в синагогу, я готова как угодно оправдывать ЧТО мне не нравится в иудаизме, лишь бы не думать о гиюре... потому что я на самом деле ХОЧУ его пройти, ХОЧУ быть правильной еврейкой? Потому что я верю, что Бог услышит меня в любом случае, на каком бы языке мне я ему не молилась – насколько я вообще могу быть в чем-то уверена, а ведь я не уверена ни в своем, ни в Его существовании – но при этом хочу быть частью еврейского народа? Потому что задуматься об этом значит принять, насколько мерзко со мной поступали взрослые, пытающиеся подавить мою еврейскую идентичность, и насколько гадкими антисемитами являются мои нынешние союзники-активисты? Задуматься об этом – значит заново пережить все эмоции, вызванные антисемитизмом, насильно вызвать у себя флешбеки, которые возникают время от времени и настолько неприятны, что меня в буквальном смысле слова тошнит.
Итак, я боялась собственной травмы, вызванной антисемитизмом. Боялась настолько, что принять ислам, несмотря на всю исламофобию общества, мне было проще, чем пройти гиюр. Что писать об исламе мне было проще, чем писать о еврействе, иудаизме и тем более сионизме. Мой небольшой мусульманский опыт – я называла себя мусульманкой около года – был вызван специнтересом, очень сильным интересом к истории Ближнего Востока. Это было не страшно. А вот признать, что в культурном смысле я всю жизнь была американской еврейкой – страшно.
И вот теперь, когда я вынуждена покинуть Израиль, страну, которую я в глубине души всегда считала своей, я расплачиваюсь за эти страхи. Если бы я прошла гиюр раньше, у меня было бы гражданство. Мне бы сейчас не было так плохо. Но ведь здесь, в Израиле у меня нет даже права на гиюр!
Это такая глупая, мерзкая ирония, что я добралась до Израиля именно в тот момент, когда наконец стала разбирать травму, вызванную антисемитизмом, когда начала писать в своей художественной книге главы, посвященные сионизму – это такое нелепое, и как мне вначале казалось, чудесное совпадение. Чудесное потому, что я реально начала верить, что смогу остаться. Нелепое – потому что не могу.
III.
Я американская еврейка.
Я американка. Мне проще общаться с американцами, американские книги и фильмы мне гораздо ближе и понятнее российских, американский образ жизни воспринимается как нечто само собой разумеющееся.
Я еврейка. Еврейская история – моя история. Антисемитизм, через который я прошла – значительная часть моего общества. Я училась понимать вопросы дискриминации, социальной справедливости и прав меньшинств, анализируя антисемитизм. В каком-то смысле, это сделало меня той, кто я есть.
Всю жизнь меня пытались сделать русской. Всю жизнь я противилась ассимиляции. Несмотря на весь страх, на все общественное давление, я сохранила свою личность.
Поэтому Ханука так важна для меня.
Это не очень значительный праздник с точки зрения иудейской традиции. Не такой важный, как Йом Кипур или Пейсах. Но для меня это день бунта против ассимиляции, а значит – мой день.
IV.
Когда я думаю о том, как мои родные – в том числе ассимилированные еврейские родные – пытались уничтожить во мне все еврейское, я вспоминаю одну фотографию. Она была сделана в 1931 году, в немецком городе Киле.
Вот как она выглядит. На окне стоит ханукия. Из этого окна видна мэрия. Над мэрией развевается нацистский флаг. На обратной стороне снимка надпись: "Ханука 5692. Флаг говорит: «Иудея, умри». «Иудея, живи вечно», – отвечают свечи». (Первая фраза – из песни нацистов, вторая – немного измененная цитата из пророка Йоэля)".
В последнее время мысль об этой фотографии заставляет меня почувствовать, что я не одна. Что нет ничего смешного и нелепого в том, что я так цепляюсь за еврейство.
Я не одна. Две тысячи лет те, кого я могу назвать своим народом, цеплялись за еврейство. Евреи цеплялись за свою идентичность даже перед лицом геноцида, во время Катастрофы.
V.
Вся история праздника Хануки пронизана этим настроем.
В 170 году до н.э. (как принято писать у христиан, да и у всех западных историков) Иерусалимский храм был захвачен сирийским императором Антиохом IV Эпифаном. Маккавии – группа верующих евреев из священнического рода – подняли против него восстание. Это были непростые времена, общество было расколото на евреев, готовых защищать свою идентичность вопреки всему, и на эллинизированных евреев, поддавшихся доминирующей на тот момент греко-римской культуре, и готовых ее перенять.
Точно так же, как сейчас, среди тогдашних евреев было полно ассимиляторов вроде моего отца и деда. Среди нас всегда было полно ассимиляторов. Когда я говорю "мы" – я имею в виду не только евреев из стран рассеяния. Я имею в виду всех меньшинств, к которым я принадлежу – я имею в виду аутистов, старающихся быть нейротипиками ценой своего психического здоровья, и ЛГБТ-людей, которые хотят погрязнуть в гетеронормативном мире, несмотря на то, что в нем они всегда будут недочеловеками.
А есть те, кто отказывается от ассимиляции несмотря ни на что. Или просто не умеет ассимилироваться. Или не может. Люди вроде меня. И вроде маккавиев.
Для меня история маккавиев – это прежде всего история борьбы за право быть собой. Несмотря на мнение окружающих. Несмотря на общепринятые нормы, и культурную моду. Несмотря на все указы правительства.
Это история о том, что есть вещи, за которые некоторые люди готовы бороться до конца – и это нормально, даже если они меньшинство.
VI
Для меня чудо Хануки не в том, что Иехуда Маккавий и его воины, освободившие Храм, смогли восемь дней держать менору освященной, хотя в ней масла должно было хватить всего на один день.
Для меня чудо Хануки – это чудо отказа от ассимиляции. При всей неоднозначности маккавиев, применявших жесткие меры к несогласным, они были бунтарями.
Я хочу верить, что если Бог все же существует, то Он на стороне тех, кто отказывается от ассимиляции, кто хочет быть собой несмотря ни на что – кто хочет просто быть теми, кем Он их создал. Я хочу верить, что Он хотя бы иногда защищает Свой народ, и помогает тем, кто хочет жить на Земле Израилевой, которую Он завещал этому народу.
В нашем мире так многое хочет нас сломить – и я снова имею в виду все меньшинства, к которым я принадлежу – нормативная культура, знакомые, законы и иногда даже тираны. Как и раньше.
Но иногда случается чудо – никто не может сказать, почему оно случилось тогда, у Маккавиев, а не в других, возможно более серьезных ситуациях, никто не может сказать, было ли это чудо вообще. Но все же... иногда случается чудо, и меньшинствам хоть ненадолго удается одержать победу. А иногда и изменить мир.
История фотографии с ханукией в нацистском городе – это в каком-то смысле продолжение истории. Несмотря на Катастрофу, Иудея действительно выжила. Еврейский народ существует. Еврейская религия существует. Еврейская идентичность существует. И даже еврейское государство существует.
И история сионизма, история создания еврейского государства, которое я так не хочу сейчас покидать, для меня тоже продолжение этой одной большой истории существования как раз за счет такой сильной идентичности, и благодаря такому сильному желанию выжить, будучи собой. Да, это романтизированно, и упрощенно – история сионизма слишком сложная и многогранная, Израиль строили самые разные люди с самыми разными мотивами, но если посмотреть на нее в целом, вы, вероятно, поймете, что я права.
Израиль появился благодаря тому самому упрямству, которое было у Маккавиев, и которое не дало евреям раствориться в общей культурной массе около двух тысяч лет, где бы эти евреи ни жили. И многие из них стремились на свою историческую родину. И смогли вернуться. Несмотря ни на что.
Сейчас, когда я сама вынуждена уехать из Израиля, я постоянно напоминаю себе об этом. Неважно, где я буду жить.
Я буду собой. Вопреки всему.
И в этот праздник отказа от ассимиляции я хочу поддержать всех, кто боится точно так же, как и я. Я хочу, чтобы вы знали, что я хочу быть с вами, сейчас, когда у меня время от времени кружится голова, дрожат руки, когда меня мутит при мысли о том, что я не могу остаться в СВОЕЙ стране, потому что меня считают слишком НЕПРАВИЛЬНОЙ еврейкой, я хочу быть рядом с другими "неправильными евреями". И с евреями, чье еврейство не принимают внутри их сообществ, потому что это в свое время помешало мне стать еврейкой по Галахе.
Знаете, никто не имеет права указывать вам, во что вам верить. И никто не вправе решать, правильный вы еврей или нет. Ваша вера и ваша идентичность принадлежат вам. И вы можете цепляться за них. Это не глупо. Это нормально. Даже правильно.
Если вы верите в Бога, то подумайте, что чудо может случиться. И для счастья вам не надо притворства, которое забирает столько сил и психического здоровья. Подумайте, что Бог, возможно, на вашей стороне, как Он был на стороне Маккавиев.
Если вы не верующий, вспомните все истории, что я рассказала, и подумайте над тем, что история – наша общая еврейская история – показывает, что у нас есть шанс выжить, будучи собой.
Хаг Ханука самеах!
Счастливой Хануки.
