В постсоветской культуре есть множество вещей, которые не перестают меня удивлять. Например, такое преклонение перед победой над нацистской Германией в сочетании со взглядами, которые очень хорошо соотносятся с политикой Третьего Рейха.
В фашистской Германии уничтожали гомосексуалов и инвалидов.
В фашистской Германии детей воспринимали как собственность государства (о чем свидетельствую «воспитательные» программы Гитлерюгенда), и именно так воспринимают детей многие российские патриоты.
В фашистской Германии Свидетелей Иеговы истребляли в концентрационных лагерях, и именно Свидетели Иеговы являются одним из самых безобидных, но при этом преследуемых религиозных меньшинств на постсоветском пространстве – а в Российской Федерации они и вовсе запрещены.
В фашистской Германии убивали цыган, и именно цыгане являются самой ненавистной национальной группой у тех русских, которых я знаю.
Но истории этих преследований не настолько известны, как история Холокоста. Поэтому особенно странным мне кажется ярый антисемитизм тех, кто гордится своим государством за то, что оно «победило фашизм». Лично я сталкивалась с таким ярым антисемитизмом два раза, и в обоих случаях этот антисемитизм пересекался с другими формами дискриминации, которые были очень распространены в нацистской Германии (и во всех тоталитарных государствах)– с эйблизмом и эйджизмом.
Я хочу рассказать об этих двух случаях подробнее, потому что они являются отличной иллюстрацией того, как действует интерсекциональное пересечение дискриминаций. Но еще лучше они демонстрируют, насколько у нас странное общество, и как глубоко в нем укоренились двойные стандарты.
I.
Впервые я столкнулась с антисемитизмом в подростковом возрасте. До этого я встречала его только в «текстовой форме» - в художественной литературе, в псевдорелигиозных текстах, в статьях о политике и в интернете. Но до этого момента я никогда не встречала его по отношению к себе.
Вот как это было.
Мы с бабушкой и дедушкой ехали из небольшого подмосковного городка Александров в Гаврилов Посад, небольшой городок в Ивановской области.
Я не видела дедушку пару месяцев, и поэтому хотела рассказать ему все новости. И самые важные, самые интересные для меня новости касались моих «специальных интересов». В то время я интересовалась историей семьи Ротшильдов, о которых я и стала рассказывать.
Внезапно в наш разговор вмешалась сидящая позади меня женщина. Это была полная, на первый взгляд доброжелательная старушка. Она стала спрашивать, как я учусь, восхищаться тем, как я много знаю, и задавать мне вопросы на тему, о которой я говорила.
Я ей отвечала. Мне нравилось говорить о Ротшильдах.
И вдруг эта женщина, совершенно обычно и буднично, принялась разглагольствовать об ужасных евреях, которые «захватили мир». Она считала евреев самым мерзким народом. Она винила их во всех бедах России. Она их боялась. Похоже, она даже не считала их полноценными людьми.
Я хотела ее переубедить. Хотела сказать, что ни одна нация не может быть лучше или хуже другой. Хотела сказать, что среди евреев есть множество потрясающих людей. Что она не должна верить той лжи, которую пишут о евреях, потому что эта ложь слишком опасна, и она уже привела к смерти огромного количества людей.
Но я не могла сказать всего этого. В поезде было шумно, и у меня уже была легкая дереализация. Я потратила слишком много сил, рассказывая ей истории. И мне сложно было сообразить, как сформулировать словами идеи, которые я никогда прежде не произносила вслух.
В итоге, я сказала только, что она не права. И что я сама частично еврейка.
Она стала на меня кричать, и я расплакалась . Я плакала от собственного бессилия, от того, что таких людей много, очень много, и что я ничего не могу с этим поделать. Плакала от того, что я не могу даже ответить этой женщине! Плакала из-за бессмысленных обвинений, и из-за того, что я всю жизнь сталкивалась с травлей просто за то, что я - это я, и вот еще один случай – только на этот раз дело в моем происхождении, а не в моем восприятии. Я плакала от того, что из-за сенсорной перегрузки я не могла расслышать и понять ни своих слов, ни ее ответов.
Больше всего на свете тогда я не хотела проявлять эмоций – я знала, что я от этого выгляжу «жалкой» и неубедительной- ведь все вокруг мне так и говорили. И что если я буду проявлять эмоции, в случившемся обвинят меня.
Так и произошло. В спор вмешались мои бабушка и дедушка – похоже, они заняли сторону этой женщины. Бабушка винила меня в том, что я «устроила истерику», и в том, что я спорю со «старым человеком».
Я не знала, кому из них мне отвечать. Что мне делать. Почему я виновата в том, что другой человек не считает меня за человека.
Тем временем женщина отсела в другой конец вагона, и мне уже пришлось объясняться со своими бабушкой и дедушкой. Они что-то говорили мне. Я стала что-то кричать про психологическое насилие, про то, что они на меня давят, говоря с обеих сторон, и про то, что подобные «беседы» манипулятивного общения даже описывались в книге по НЛП. Я не знаю, зачем я стала это говорить – я просто говорила знакомые фразы, первое, что могла вспомнить, и что хоть как-то касалось происходящего. Это все, что я могла сделать. Я не чувствовала себя в безопасности, хоть реальной опасности не было. И я просто старалась защищаться.
II.
Второй раз я столкнулась с антисемитизмом в прошлом году.
Произошло это в центре Питера, когда я шла в УФМС.
- У тебя волосы как у попугая Кеши!
Я не сразу поняла, что обращаются ко мне.
Но незнакомец шел за мной следом. Это был солидный мужчина средних лет. Не помню, как он выглядел – помню только, что у него была папка с документами – как потом он сказал, это были документы с какими-то разработками, которые будут использованы для оружия, которое будет поставлять в Сирию.
- Так ты смотрела мультик про попугая Кешу? – спросил он, и я ответила, что да, смотрела, в надежде, что он уйдет.
Но он не ушел, продолжая критиковать мою внешность.
Еще он узнал, что я лесбиянка. Возможно, он распознал ленточку на моем рюкзаке, а возможно, я сказала ему правду в ответ на один из его вопросов.
Он стал донимать меня тем, что я «больная». Это был совершенно незнакомый мужик, приставший к совершенно незнакомой женщине. Он был трезв. И он думал, что поступает правильно. Он стал говорить, что я должна возвращаться к русским корням, найти себе парня и нормально выглядеть.
Я решила, что гораздо лучше сказать ему о том, что я не русская (ведь его волнует судьба именно российской молодежи?). Что я и сделала. Сказала ему о том, что я частично еврейка.
Что тут началось! Он стал говорить о том, что я должна отказаться от своего «еврейского прошлого» и своих еврейских родственников, и брать пример со своих русских предков. Что евреи – это «народ -паразиты», источник всех бед, а Россия, наоборот, является величайшей страной, а русские – прекраснейшим народом.
Я пыталась его игнорировать, но он шел за мной. Пыталась с ним говорить в надежде, что он поймет, что я «безнадежна», но он не отступал. Я пыталась быть вежливой. Пыталась вести себя спокойно.
Я боялась, что он пойдет со мной до УФМС, а то и до самого дома. Но он ушел, потому что у него закончился рабочий перерыв. Пошел, как он сказал, работать на благо вооруженных сил Российской Федерации.
III.
Я сталкивалась и с другими случаями антисемитизма, но они не были такими явными. И до недавнего момента думала, что все сталкивались с чем-то подобным.
Недавно я была на «Живой Библиотеке» - мероприятии, где люди с различными стигматизированными идентичностями рассказывают о себе, отвечая на вопросы «читателей». И там был парень-еврей, который говорил, что никогда не сталкивался с антисемитизмом. В отличие от меня, он обладал типично еврейской внешностью, и, казалось бы, должен быть более вероятной мишенью для подобных комментаторов, чем я.
И это заставило меня задуматься над тем, почему именно я так часто привлекаю к себе подобных личностей. Почему я, а не более «типичные» на первый взгляд, евреи.
Дело в том, что большинство евреев не рассказывает на весь вагон историю семьи Ротшильдов.
Большинство евреев может регулировать громкость своего голоса.
И у них редко случаются истерики после антисемитских комментариев.
И почти все евреи не говорят о том, что они евреи, встретившись с теми, кто почти наверняка является антисемитом. Им проще распознать опасность ситуации и понять образ мышления собеседника.
Тот антисемитизм, с которым я сталкивалась, был неотделим от эйблизма. Возможно, он был связан еще и с эйджизмом – маловероятно, что незнакомые люди попытались бы «переделать» взрослого человека.
И я не знаю, что сыграло решающую роль – моя национальность, возраст – и то, что я выгляжу младше своего возраста или моя аутичность. Я не могу отделить эти факторы друг от друга, как, вероятно, их не смогли бы отделить и обидчики – они просто увидели перед собой удобную «мишень».
Но это все не имеет значения. Вне зависимости от своего возраста, нейротипа и национальности, вне зависимости от происхождения моих предков и от моей ориентации я не обязана выслушивать на улице речи ненависти. И никто не имеет права убеждать меня в том, с какими родственниками я должна общаться, как я должна говорить о своем происхождении, и как я должна жить. И тем более никто не должен называть меня «паразитом».
Проблема не в том, кем были мои предки, не в том, как я выгляжу и не в том, насколько громко я говорю. Проблема в агрессоре, проблема в предрассудках и ксенофобии.
Проблема в том, что наше общество, празднуя победу над фашизмом, забывает, что такое фашизм.
Я практически уверена, что и для женщины в поезде, и для мужчины, которого я встретила на улице, 9 мая – великий праздник. Вероятно, сегодня они будут вспоминать ветеранов, смотреть парад, и говорить о победе «великой России». Они будут говорить своим детям и внукам, что Россия «может повторить победу». И, вероятно, они почти ничего не скажут им о тех преступлениях против человечества, которые совершали фашисты. И они будут учить их ненавидеть евреев, воспринимать детей как собственность государства, стыдить инвалидов и презирать геев. Они будут учить их речам ненависти. А где есть речи ненависти, там вероятны и действия, основанные на ненависти.
И это пугает меня больше всего. Меня пугает то, что страна, которая гордится тем, что победила фашизм, в будущем может стать страной победившего фашизма. И этого никто так и не заметит, потому что люди будут думать только о военных парадах, и о победе русских над немцами.
В фашистской Германии уничтожали гомосексуалов и инвалидов.
В фашистской Германии детей воспринимали как собственность государства (о чем свидетельствую «воспитательные» программы Гитлерюгенда), и именно так воспринимают детей многие российские патриоты.
В фашистской Германии Свидетелей Иеговы истребляли в концентрационных лагерях, и именно Свидетели Иеговы являются одним из самых безобидных, но при этом преследуемых религиозных меньшинств на постсоветском пространстве – а в Российской Федерации они и вовсе запрещены.
В фашистской Германии убивали цыган, и именно цыгане являются самой ненавистной национальной группой у тех русских, которых я знаю.
Но истории этих преследований не настолько известны, как история Холокоста. Поэтому особенно странным мне кажется ярый антисемитизм тех, кто гордится своим государством за то, что оно «победило фашизм». Лично я сталкивалась с таким ярым антисемитизмом два раза, и в обоих случаях этот антисемитизм пересекался с другими формами дискриминации, которые были очень распространены в нацистской Германии (и во всех тоталитарных государствах)– с эйблизмом и эйджизмом.
Я хочу рассказать об этих двух случаях подробнее, потому что они являются отличной иллюстрацией того, как действует интерсекциональное пересечение дискриминаций. Но еще лучше они демонстрируют, насколько у нас странное общество, и как глубоко в нем укоренились двойные стандарты.
I.
Впервые я столкнулась с антисемитизмом в подростковом возрасте. До этого я встречала его только в «текстовой форме» - в художественной литературе, в псевдорелигиозных текстах, в статьях о политике и в интернете. Но до этого момента я никогда не встречала его по отношению к себе.
Вот как это было.
Мы с бабушкой и дедушкой ехали из небольшого подмосковного городка Александров в Гаврилов Посад, небольшой городок в Ивановской области.
Я не видела дедушку пару месяцев, и поэтому хотела рассказать ему все новости. И самые важные, самые интересные для меня новости касались моих «специальных интересов». В то время я интересовалась историей семьи Ротшильдов, о которых я и стала рассказывать.
Внезапно в наш разговор вмешалась сидящая позади меня женщина. Это была полная, на первый взгляд доброжелательная старушка. Она стала спрашивать, как я учусь, восхищаться тем, как я много знаю, и задавать мне вопросы на тему, о которой я говорила.
Я ей отвечала. Мне нравилось говорить о Ротшильдах.
И вдруг эта женщина, совершенно обычно и буднично, принялась разглагольствовать об ужасных евреях, которые «захватили мир». Она считала евреев самым мерзким народом. Она винила их во всех бедах России. Она их боялась. Похоже, она даже не считала их полноценными людьми.
Я хотела ее переубедить. Хотела сказать, что ни одна нация не может быть лучше или хуже другой. Хотела сказать, что среди евреев есть множество потрясающих людей. Что она не должна верить той лжи, которую пишут о евреях, потому что эта ложь слишком опасна, и она уже привела к смерти огромного количества людей.
Но я не могла сказать всего этого. В поезде было шумно, и у меня уже была легкая дереализация. Я потратила слишком много сил, рассказывая ей истории. И мне сложно было сообразить, как сформулировать словами идеи, которые я никогда прежде не произносила вслух.
В итоге, я сказала только, что она не права. И что я сама частично еврейка.
Она стала на меня кричать, и я расплакалась . Я плакала от собственного бессилия, от того, что таких людей много, очень много, и что я ничего не могу с этим поделать. Плакала от того, что я не могу даже ответить этой женщине! Плакала из-за бессмысленных обвинений, и из-за того, что я всю жизнь сталкивалась с травлей просто за то, что я - это я, и вот еще один случай – только на этот раз дело в моем происхождении, а не в моем восприятии. Я плакала от того, что из-за сенсорной перегрузки я не могла расслышать и понять ни своих слов, ни ее ответов.
Больше всего на свете тогда я не хотела проявлять эмоций – я знала, что я от этого выгляжу «жалкой» и неубедительной- ведь все вокруг мне так и говорили. И что если я буду проявлять эмоции, в случившемся обвинят меня.
Так и произошло. В спор вмешались мои бабушка и дедушка – похоже, они заняли сторону этой женщины. Бабушка винила меня в том, что я «устроила истерику», и в том, что я спорю со «старым человеком».
Я не знала, кому из них мне отвечать. Что мне делать. Почему я виновата в том, что другой человек не считает меня за человека.
Тем временем женщина отсела в другой конец вагона, и мне уже пришлось объясняться со своими бабушкой и дедушкой. Они что-то говорили мне. Я стала что-то кричать про психологическое насилие, про то, что они на меня давят, говоря с обеих сторон, и про то, что подобные «беседы» манипулятивного общения даже описывались в книге по НЛП. Я не знаю, зачем я стала это говорить – я просто говорила знакомые фразы, первое, что могла вспомнить, и что хоть как-то касалось происходящего. Это все, что я могла сделать. Я не чувствовала себя в безопасности, хоть реальной опасности не было. И я просто старалась защищаться.
II.
Второй раз я столкнулась с антисемитизмом в прошлом году.
Произошло это в центре Питера, когда я шла в УФМС.
- У тебя волосы как у попугая Кеши!
Я не сразу поняла, что обращаются ко мне.
Но незнакомец шел за мной следом. Это был солидный мужчина средних лет. Не помню, как он выглядел – помню только, что у него была папка с документами – как потом он сказал, это были документы с какими-то разработками, которые будут использованы для оружия, которое будет поставлять в Сирию.
- Так ты смотрела мультик про попугая Кешу? – спросил он, и я ответила, что да, смотрела, в надежде, что он уйдет.
Но он не ушел, продолжая критиковать мою внешность.
Еще он узнал, что я лесбиянка. Возможно, он распознал ленточку на моем рюкзаке, а возможно, я сказала ему правду в ответ на один из его вопросов.
Он стал донимать меня тем, что я «больная». Это был совершенно незнакомый мужик, приставший к совершенно незнакомой женщине. Он был трезв. И он думал, что поступает правильно. Он стал говорить, что я должна возвращаться к русским корням, найти себе парня и нормально выглядеть.
Я решила, что гораздо лучше сказать ему о том, что я не русская (ведь его волнует судьба именно российской молодежи?). Что я и сделала. Сказала ему о том, что я частично еврейка.
Что тут началось! Он стал говорить о том, что я должна отказаться от своего «еврейского прошлого» и своих еврейских родственников, и брать пример со своих русских предков. Что евреи – это «народ -паразиты», источник всех бед, а Россия, наоборот, является величайшей страной, а русские – прекраснейшим народом.
Я пыталась его игнорировать, но он шел за мной. Пыталась с ним говорить в надежде, что он поймет, что я «безнадежна», но он не отступал. Я пыталась быть вежливой. Пыталась вести себя спокойно.
Я боялась, что он пойдет со мной до УФМС, а то и до самого дома. Но он ушел, потому что у него закончился рабочий перерыв. Пошел, как он сказал, работать на благо вооруженных сил Российской Федерации.
III.
Я сталкивалась и с другими случаями антисемитизма, но они не были такими явными. И до недавнего момента думала, что все сталкивались с чем-то подобным.
Недавно я была на «Живой Библиотеке» - мероприятии, где люди с различными стигматизированными идентичностями рассказывают о себе, отвечая на вопросы «читателей». И там был парень-еврей, который говорил, что никогда не сталкивался с антисемитизмом. В отличие от меня, он обладал типично еврейской внешностью, и, казалось бы, должен быть более вероятной мишенью для подобных комментаторов, чем я.
И это заставило меня задуматься над тем, почему именно я так часто привлекаю к себе подобных личностей. Почему я, а не более «типичные» на первый взгляд, евреи.
Дело в том, что большинство евреев не рассказывает на весь вагон историю семьи Ротшильдов.
Большинство евреев может регулировать громкость своего голоса.
И у них редко случаются истерики после антисемитских комментариев.
И почти все евреи не говорят о том, что они евреи, встретившись с теми, кто почти наверняка является антисемитом. Им проще распознать опасность ситуации и понять образ мышления собеседника.
Тот антисемитизм, с которым я сталкивалась, был неотделим от эйблизма. Возможно, он был связан еще и с эйджизмом – маловероятно, что незнакомые люди попытались бы «переделать» взрослого человека.
И я не знаю, что сыграло решающую роль – моя национальность, возраст – и то, что я выгляжу младше своего возраста или моя аутичность. Я не могу отделить эти факторы друг от друга, как, вероятно, их не смогли бы отделить и обидчики – они просто увидели перед собой удобную «мишень».
Но это все не имеет значения. Вне зависимости от своего возраста, нейротипа и национальности, вне зависимости от происхождения моих предков и от моей ориентации я не обязана выслушивать на улице речи ненависти. И никто не имеет права убеждать меня в том, с какими родственниками я должна общаться, как я должна говорить о своем происхождении, и как я должна жить. И тем более никто не должен называть меня «паразитом».
Проблема не в том, кем были мои предки, не в том, как я выгляжу и не в том, насколько громко я говорю. Проблема в агрессоре, проблема в предрассудках и ксенофобии.
Проблема в том, что наше общество, празднуя победу над фашизмом, забывает, что такое фашизм.
Я практически уверена, что и для женщины в поезде, и для мужчины, которого я встретила на улице, 9 мая – великий праздник. Вероятно, сегодня они будут вспоминать ветеранов, смотреть парад, и говорить о победе «великой России». Они будут говорить своим детям и внукам, что Россия «может повторить победу». И, вероятно, они почти ничего не скажут им о тех преступлениях против человечества, которые совершали фашисты. И они будут учить их ненавидеть евреев, воспринимать детей как собственность государства, стыдить инвалидов и презирать геев. Они будут учить их речам ненависти. А где есть речи ненависти, там вероятны и действия, основанные на ненависти.
И это пугает меня больше всего. Меня пугает то, что страна, которая гордится тем, что победила фашизм, в будущем может стать страной победившего фашизма. И этого никто так и не заметит, потому что люди будут думать только о военных парадах, и о победе русских над немцами.
