Сегодня я вмешалась в спор о репродуктивных правах инвалидов.
Я вмешалась в этот спор из «стратегических» соображений: пост, под которым развели «холивар», был опубликован в относительно прогрессивном паблике, и я надеялась, что те, кто прочтут мои комментарии, задумаются о проблемах эйблизма, и, возможно, зайдут на мою страницу и заинтересуются моими интернет-проектами.
Я знала, что подобные споры слишком плохо на меня влияют. После них я становлюсь раздражительной и агрессивной, иногда начинаю плакать из-за неприятных воспоминаний, а иногда чувствую тошноту в буквальном смысле этого слова.
На этот раз такую реакцию у меня вызвал парень, который старался всех убедить в том, что инвалиды портят генофонд. Он сравнивал их с сирийскими мигрантами, которые, по его мнению, угрожают Германии. И когда я назвала его фашистом и заявила, что в отличие от инвалидов, которые никому не вредят своей инвалидностью, подобные взгляды убивали и убивают людей, и поэтому это они, а не инвалиды, представляют угрозу для человечества, он начал цепляться к словам.
А именно к тому, что я, якобы, путаю «фашизм» и «нацизм». Вместо того, чтобы писать о фактах, он перешел на личные оскорбления и перевел разговор на термины.
Подобные придирки в последнее время стали модными – я несколько раз видела их в Пикабу и в различных пабликах в ВКонтакте. Зачастую их пишут люди, которые совершенно не разбираются в политике и истории.
И эти аргументы совершенно бессмысленны по трем причинам:
1) ЧАЩЕ ВСЕГО, ОНИ НЕ ОТНОСЯТСЯ К ТЕМЕ РАЗГОВОРА.
Мне глубоко безразлично, чьи взгляды этому парню ближе- взгляды Гитлера или взгляды Муссолини. Кого бы из них он ни выбрал, я бы все равно хотела прошибить ему голову чем-то тяжелым.
Его позиция может причинить вред реальным людям – мигрантам и инвалидам – и это гораздо важнее, чем любые терминологические и идеологические споры. Думаю, человеку, которого он доведет до самоубийства, или человеку, на которого в подворотне нападут его «идеологические товарищи» будет глубоко наплевать, нацист этот парень или фашист. Точно так же, как идеологические различия были не очень важны жертвам фашистской Италии и нацистской Германии.
2) В ЭТИХ СПОРАХ НЕТ ПРАКТИЧЕСКОГО СМЫСЛА.
Те, кто считает, что люди должны знать идеологию для того, чтобы взаимодействовать с ее носителями, забывают о том, что я НЕ ХОЧУ взаимодействовать с ее носителями.
Это в принципе невозможно, потому что наши цели диаметрально противоположны. Я хочу защитить те группы меньшинств, которые и нацисты, и фашисты считают недочеловеками.
Если бы даже случилось нечто невероятное и кто-то из тех, кто борется за права ЛГБТ-людей или за справедливое отношение к инвалидам, вдруг сумел бы найти компромисс с неонацистами, то это был бы не идеологический, а чисто практический компромисс. И идеология тут была бы ни при чем, потому что сотрудничество основывалось бы на конкретных практических интересах конкретных людей в определенный момент времени.
Но пока мне не приходится защищать землю от агрессивно настроенных пришельцев, и не происходит еще какой-нибудь фигни из научной фантастики, мне сложно себе представить необходимость какого-либо компромисса между мной и нацистами (или фашистами; или альт-райт; или какими угодно ультра-правыми).
Думаю, для большинства читающих эти комментарии о разнице между «нацистами» и «фашистами» эта разница так же непринципиальна, как и для меня. Если, они, конечно, не готовятся к ЕГЭ по истории и не пишут школьные рефераты.
3) «РАЗГОВОРНЫЕ» ТЕРМИНЫ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ «НАУЧНЫХ», И ЭТО НОРМАЛЬНО.
Как часто вы, приходя на рынок, говорите: «взмассте мне, пожалуйста, килограмм помидоров»?
Если нам не надо решать задачи по физике, мы используем слово «вес» вместо того, чтобы использовать слово «масса», просто потому, что это более привычный для разговорной речи термин. То же самое происходит и с другими определениями и явлениями.
Когда я говорю об Исламском Государстве, я использую аббревиатуру ИГИЛ, а не более точную аббревиатуру ИГ, несмотря на то, что Исламского Государства Ирака и Леванта (ИГИЛ) не существует с 2014 года.
И, говоря об этом формировании, я называю ИГ «террористической организацией» а не «непризнанным квазигосударством, сторонники которого используют террористические методы», несмотря на то, что второе определение, по-моему, куда лучше характеризует ИГ.
Но если я буду использовать более точные определения, широкая публика меня не поймет.
Люди привыкли к тому, что ИГ называют ИГИЛ, и что это «террористическая организация», точно так же, как они привыкли к тому, что вес путают с массой, а нацистский режим Третьего Рейха еще со времен Великой Отечественной называли фашистским.
***
Подобное внимание к различию, которое известно большинству благодаря школьной программе, кажется мне простым выпендрежем, причем довольно глупым. Разница между значениями слов «нацизм» и «фашизм» не такая важная и интересная, чтобы был смысл постоянно на нее указывать.
Зато она прекрасно помогает «унизить» собеседника, выставив его «некомпетентным», и тем самым перевести разговор с обсуждаемой темы на обсуждение значения слов.
Поэтому меня и раздражает этот заезженный способ перевести разговор с «неудобной» темы (не важно, используют его случайно или намеренно). Зачастую он служит замалчиванию реальных проблем, которые вредят реальным людям.
Поэтому я и решила написать об этом. Меня уже достало то, что люди обращают на подбор слов больше внимания, чем на реально существующие проблемы.
Я вмешалась в этот спор из «стратегических» соображений: пост, под которым развели «холивар», был опубликован в относительно прогрессивном паблике, и я надеялась, что те, кто прочтут мои комментарии, задумаются о проблемах эйблизма, и, возможно, зайдут на мою страницу и заинтересуются моими интернет-проектами.
Я знала, что подобные споры слишком плохо на меня влияют. После них я становлюсь раздражительной и агрессивной, иногда начинаю плакать из-за неприятных воспоминаний, а иногда чувствую тошноту в буквальном смысле этого слова.
На этот раз такую реакцию у меня вызвал парень, который старался всех убедить в том, что инвалиды портят генофонд. Он сравнивал их с сирийскими мигрантами, которые, по его мнению, угрожают Германии. И когда я назвала его фашистом и заявила, что в отличие от инвалидов, которые никому не вредят своей инвалидностью, подобные взгляды убивали и убивают людей, и поэтому это они, а не инвалиды, представляют угрозу для человечества, он начал цепляться к словам.
А именно к тому, что я, якобы, путаю «фашизм» и «нацизм». Вместо того, чтобы писать о фактах, он перешел на личные оскорбления и перевел разговор на термины.
Подобные придирки в последнее время стали модными – я несколько раз видела их в Пикабу и в различных пабликах в ВКонтакте. Зачастую их пишут люди, которые совершенно не разбираются в политике и истории.
И эти аргументы совершенно бессмысленны по трем причинам:
1) ЧАЩЕ ВСЕГО, ОНИ НЕ ОТНОСЯТСЯ К ТЕМЕ РАЗГОВОРА.
Мне глубоко безразлично, чьи взгляды этому парню ближе- взгляды Гитлера или взгляды Муссолини. Кого бы из них он ни выбрал, я бы все равно хотела прошибить ему голову чем-то тяжелым.
Его позиция может причинить вред реальным людям – мигрантам и инвалидам – и это гораздо важнее, чем любые терминологические и идеологические споры. Думаю, человеку, которого он доведет до самоубийства, или человеку, на которого в подворотне нападут его «идеологические товарищи» будет глубоко наплевать, нацист этот парень или фашист. Точно так же, как идеологические различия были не очень важны жертвам фашистской Италии и нацистской Германии.
2) В ЭТИХ СПОРАХ НЕТ ПРАКТИЧЕСКОГО СМЫСЛА.
Те, кто считает, что люди должны знать идеологию для того, чтобы взаимодействовать с ее носителями, забывают о том, что я НЕ ХОЧУ взаимодействовать с ее носителями.
Это в принципе невозможно, потому что наши цели диаметрально противоположны. Я хочу защитить те группы меньшинств, которые и нацисты, и фашисты считают недочеловеками.
Если бы даже случилось нечто невероятное и кто-то из тех, кто борется за права ЛГБТ-людей или за справедливое отношение к инвалидам, вдруг сумел бы найти компромисс с неонацистами, то это был бы не идеологический, а чисто практический компромисс. И идеология тут была бы ни при чем, потому что сотрудничество основывалось бы на конкретных практических интересах конкретных людей в определенный момент времени.
Но пока мне не приходится защищать землю от агрессивно настроенных пришельцев, и не происходит еще какой-нибудь фигни из научной фантастики, мне сложно себе представить необходимость какого-либо компромисса между мной и нацистами (или фашистами; или альт-райт; или какими угодно ультра-правыми).
Думаю, для большинства читающих эти комментарии о разнице между «нацистами» и «фашистами» эта разница так же непринципиальна, как и для меня. Если, они, конечно, не готовятся к ЕГЭ по истории и не пишут школьные рефераты.
3) «РАЗГОВОРНЫЕ» ТЕРМИНЫ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ «НАУЧНЫХ», И ЭТО НОРМАЛЬНО.
Как часто вы, приходя на рынок, говорите: «взмассте мне, пожалуйста, килограмм помидоров»?
Если нам не надо решать задачи по физике, мы используем слово «вес» вместо того, чтобы использовать слово «масса», просто потому, что это более привычный для разговорной речи термин. То же самое происходит и с другими определениями и явлениями.
Когда я говорю об Исламском Государстве, я использую аббревиатуру ИГИЛ, а не более точную аббревиатуру ИГ, несмотря на то, что Исламского Государства Ирака и Леванта (ИГИЛ) не существует с 2014 года.
И, говоря об этом формировании, я называю ИГ «террористической организацией» а не «непризнанным квазигосударством, сторонники которого используют террористические методы», несмотря на то, что второе определение, по-моему, куда лучше характеризует ИГ.
Но если я буду использовать более точные определения, широкая публика меня не поймет.
Люди привыкли к тому, что ИГ называют ИГИЛ, и что это «террористическая организация», точно так же, как они привыкли к тому, что вес путают с массой, а нацистский режим Третьего Рейха еще со времен Великой Отечественной называли фашистским.
***
Подобное внимание к различию, которое известно большинству благодаря школьной программе, кажется мне простым выпендрежем, причем довольно глупым. Разница между значениями слов «нацизм» и «фашизм» не такая важная и интересная, чтобы был смысл постоянно на нее указывать.
Зато она прекрасно помогает «унизить» собеседника, выставив его «некомпетентным», и тем самым перевести разговор с обсуждаемой темы на обсуждение значения слов.
Поэтому меня и раздражает этот заезженный способ перевести разговор с «неудобной» темы (не важно, используют его случайно или намеренно). Зачастую он служит замалчиванию реальных проблем, которые вредят реальным людям.
Поэтому я и решила написать об этом. Меня уже достало то, что люди обращают на подбор слов больше внимания, чем на реально существующие проблемы.