 |
| Фото морского побережья |
Представители широкой общественности часто сомневаются в том, что нам нужен феминизм.
Обычно в ответ на это феминистки приводят различные исторические факты, и рассказывают, как сильно феминизм изменил положение женщин, и насколько бесправными были бы женщины без феминизма.
Часть представителей широкой общественности — те, кто является менее консервативными — с этим соглашается, но она не может понять, какими могут быть цели феминизма в современном обществе, когда, казалось бы, женщины и мужчины равны.
Сейчас я не буду приводить статистические данные, а просто расскажу о недавно произошедшем со мной событии — о неудачной попытке провести феминистский лагерь на море, недалеко от Геленджика.
I. ПРЕДЫСТОРИЯ.
Я второй год сотрудничаю с Санкт-Петербургской феминистской группой «Ребра Евы». Эта группа проводит спектакли, фотовыставки, кинопоказы и лекции на тему феминизма и положения женщин.
Лагерь в Лен.области, как и в прошлом году, прошел без происшествий. Мы жили в палатках в лесу, готовили еду на костре, утром делали зарядку, днем слушали лекции и участвовали в интерактивных мероприятиях, а вечером смотрели фильм на большом экране.
К нам никто не придирался, на нас никто не нападал, и мы никому не мешали. Мы просто жили в палатках, а потом вернулись домой.
Когда я узнала, что «Ребра Евы» хотят провести еще один летний феминистский лагерь, на этот раз на побережье Черного моря, я думала, что все будет хорошо. Когда я узнала, что организаторки еще не составили окончательную программу, и им нужны спикер_ки, я предложила провести две лекции — первую об особенностях диагностики аутичных женщин, о пересечении феминисткого движения и движения за нейроразнообразие и о том, как включить аутичных женщин в свое движение, сделав феминизм более инклюзивным.
А на второй лекции я хотела рассказать о том, что такое интерсекциональный феминизм, об истории его зарождения в США и о том, как учитывать пересечения дискриминаций в Российском контексте.
Я хорошо разбираюсь в этих темах, считаю их особенно важными и использую любую возможность для того, чтобы обратить на них внимание.
После того, как мои мероприятия утвердили, я стала искать деньги на билеты. К сожалению, у меня совсем не было денег. Поэтому я потратила на билет в один конец свои последние 5000 рублей, которые я откладывала на Шенгенскую визу, и, написав о предстоящих лекциях в своей группе в Вконтакте, устроила сбор средств, чтобы купить обратный билет и вернуть себе хотя бы часть отложенных на визу денег.
Частично мне это удалось, и я купила обратный билет на 24 августа — как и моя девушка Лина, которая купила билеты раньше меня - я хотела побыть на Юге еще несколько дней после окончания лагеря.
Из Питера мы выехали втроем — я, Лина и наша знакомая Ася.
Мы были практически уверены, что все будет в порядке. Ничего не предвещало того, что должно было произойти.
II. КАЗАЦКИЙ ПРОИЗВОЛ.
Я очень мало знала о юге России, а о казаках — еще меньше. Казаки ассоциировались у меня со школьной учебной программой, и казались мне каким-то экзотическим анахронизмом. Я слышала о противостоянии современных казаков с Краснодарской ЛГБТ-организацией Реверс, но не знала подробностей этого противостояния.
И я знала, что лагеря наподобие нашего уже проходили на побережье, и заканчивались благополучно.
Я слышала, что официально казачество сотрудничает с полицией, но не думала, что полиция рада этому сотрудничеству, и не подозревала, насколько оно может быть тесным.
Поэтому, услышав об угрозах организаторкам мероприятия со стороны местного казачества, я не очень беспокоилась. Мне самой множество раз угрожали ультра-правые радикалы, и я знала, что такие угрозы практически всегда являются пустым блефом.
Поэтому когда организаторки за день изменили место проведения лагеря с поселка Криница на поселок Возрождение, мне эти меры показались необоснованной перестраховкой.
***
Пока мы ехали из Новороссийска в Геленджик, (откуда собирались поехать в Возрождение), организаторок лагеря незаконно задержали на Бухте Инал. Их доставили в полицейский участок, в котором задавали странные вопросы и угрожали.
Им говорили, что феминизм не нужен, и насилия над женщинами на Кубани нет, и сразу же после этого говорили, что если мы не покинем регион, нас изобьют, и никто не будет разбираться.
Они называли блефом даже Национальную стратегию Медведева по борьбе с дискриминацией женщин.
Отрицая дискриминацию женщин, они спрашивали у организаторок, как они могли поехать на море без мужа, и почему мужья отпустили их на море одних. (Как будто само подобное заявление не является поддержанием дискриминации!)
Как рассказывали девушки, они вели себя так, словно их возмущал сам факт того, что девушки могут сами что-либо организовать для себя, без помощи мужчин.
И это в двадцать первом веке, сразу после заявлений об отсутствии дискриминации женщин!
Полиция, как и казаки, прекрасно знала о том, что планируется проведение феминистского лагеря, но при этом спрашивали у организаторок, не являемся ли мы членами фетишистской или антитеррористической организации. Я не знаю, сколько книг за свою жизнь прочел человек, путающий слова «феминизм» и «фетишизм», но другое кажется мне еще более интересным.
Если эти полицейские ОБВИНЯЛИ людей в том, что они принадлежат к АНТИТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ организации, значит, по их мнению, нам стоило бы быть террористами?
К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, потому что меня там не было, и я не могла это о них узнать. Я знаю историю задержания организаторок с чужих слов. Вы можете узнать ее подробности здесь.
***
А мы тем временем пытались добраться до поселка Возрождения.
Мы не понимали, почему организаторки упорно отказываются называть нам конкретное место проведения лагеря, почему они просили нас перезвонить прежде чем сказали то же, что уже написали в рассылке гугл, и старались как-то приспособиться к жаре и постоянно меняющимся планам.
Когда мы, наконец, прибыли в Возрождение, нас встретила Леда, глава «Ребер Евы» и главная организаторка лагеря.
Она рассказывала нам о многочисленных угрозах — рассказала о них более подробно, чем было написано в рассылке — но ничего не сказала о задержаниях.
Когда она шепотом говорила о казаках, я шутила по поводу того, что мы принимаем меры предосторожности в стиле Роршаха из Хранителей. Я все еще не понимала, что происходит. Позже я узнала, что рано утром о задержаниях писали в феминистской рассылке в гугл, но мы в то время были уже в пути и не видели этой информации.
Когда мы зарегистрировались на стойке регистрации кемпинга, организаторки сказали нам, что за где-то рядом бродят казаки и полицейские, которые приехали за нами.
После этого Леда, ее дочь Алена и еще одна организаторка, Лена, ушли, а мы с Линой и Асей остались сторожить вещи.
Мы слышали, как мужчина за стойкой регистрации разговаривает с кем-то по телефону, видно, говоря о приезде полиции: «давно пора, а то приезжают тут, пьют, курят... а, так они по ориентировке? А... девочек ищут?»
Мы поняли, что говорят о нас.
Он ушел, и мы думали, что он вернется вместе с полицейскими.
Но он вернулся один.
Около двух часов к нам никто не подходил.
***
Постепенно стали приезжать другие участники лагеря.
***
Леда, Алена и Лена пришли еще позже, и вскоре после этого появились двое полицейских.
Я слышала, как Леда пыталась рассказать им об угрозах, и подумала, что они здесь для того, чтобы нас защитить.
Как оказалось, зря надеялась.
Полицейские решили проверить наши паспорта, и забрали их у нас.
От нахождения на жаре у меня так разболелась голова, что я не стала с ними спорить, и позволила им забрать мой паспорт, хоть и знала, что по закону этого не положено.
Они забрали у всех нас паспорта, и заявили, что хотят осмотреть наши вещи, и для этого должны доставить нас в участок.
Не знаю, на каком основании они хотели рыться в нашем личном имуществе, отвозить нас в участок, и почему они забрали наши документы.
Когда с ними захотел поговорить один из Питерских правозащитников, которому позвонила Леда, полицейский, расхаживая с пачкой наших паспортов нагло врал, что не забирал у нас документы.
После этого разговора нас попросили сесть в полицейскую машину.
По словам полицейского мы обладали: «статусом ни в чем не подозреваемых и не задержанных, но должны ехать с ним».
Машин на всех не хватало, и скоро должны были пригнать новые.
Мы с Линой и Асей поехали на первой машине, потому что не знали, что нам делать, если мы вдруг останемся в лесу, когда увезут всех остальных.
Ведь ночью в лагерь вполне могли заявиться казаки.
***
В машине полицейские рассказывали нам о том, что они «тоже за равноправие», «тоже против насилия» и «тоже феминисты».
Но при этом они пытались навязать нам «традиционные ценности», говорили о том, что в нормальной семье жена должна подчиняться мужу, а мы не понимаем этого, просто потому что у нас еще не было нормальных парней.
Я не знаю, как эти взгляды сочетаются в их головах. Я пыталась говорить с ними о насилии над женщинами, и объяснять им проблемы дискриминации, просто чтобы не кинуть в них чем-то тяжелым, и не заорать. У меня жутко болела голова, и больше всего я хотела заткнуть их и побыть в тишине. Но я знала, что если я буду молчать или реагировать на их слова слишком резко, ситуация может ухудшится, поэтому я делала вид, что хорошо к ним отношусь и готова с ними сотрудничать.
А полицейские тем временем рассуждали о том, что в обществе, где у мужчин и женщин равные права (а именно таким они считали наше общество, и это при их взглядах!) нам не стоит заниматься всякой ерундой, и что вместо этого мы должны сходить на пляж, и найти там женихов.
Более того, эта «традиционная», «отстаивающая устои общества» полиция на полном серьезе говорила нам, что все наши проблемы от того, что мы не пьем и не курим.
Они очень явно давали нам понять, что обсуждение проблем домашнего насилия и информирование о репродуктивных правах женщин гораздо менее полезное дело, чем курение и распивание алкогольных напитков!
***
В участке полицейские вынесли нам предупреждения, что мы не будем проводить в лесу незаконных политических митингов.
Я понятия не имею, как желание защитить нас превратилось в «необходимость проверить наши вещи», которая, в свою очередь, превратилась в обвинение в попытке проведения несанкционированных мероприятий.
Не менее странно для меня и то, КАКИЕ именно политические митинги, мы, по их мнению, могли проводить в безлюдном лесу, или как тем самым мы могли нарушать общественный порядок там, где никакого общества нет в принципе. А главное — зачем нам надо это делать, и зачем приписывать нам подобные обвинения, если они прекрасно знают, какие именно мероприятия мы планировали проводить.
***
С нами говорили по одному.
Мне повезло больше, чем остальным. Полицейские знали, что я аутичная, и поэтому не задавали мне лишних вопросов. Просто сфотографировали, списали данные с документов и заставили подписать стандартную бумагу о том, что я не буду проводить эти самые «незаконные митинги» (такие же бумаги подписали все остальные).
Лину донимали вопросами о ее личной жизни, о школе, работе и семейном положении, которые никак не относились к делу. Лина тоже является аутичной, но полицейские об этом не знали. И, по словам Лины, труднее всего в этот день ей было отвечать на эти бессмысленные вопросы полицейских.
Ася пыталась отстаивать свои права и обращать внимание на нарушение закона со стороны полицейских. В итоге с ней говорили очень грубо.
Когда в участок привезли Леду Гарину и ее восьмилетнюю дочь, Алену, полицейские угрожали Леде тем, что отберут у нее ребенка. И тем самым они окончательно испугали и довели до слез Алену, которая была вынуждена сидеть рядом с матерью и все это выслушивать.
Думаю, полицейские и казаки могут собой гордиться! Они довели до слез ребенка, и помешали женщинам обсуждать вопросы равноправия и безопасности. Это самое «традиционное», «доблестное» и «правозащитное» из того, что они могли сделать.
***
Когда нас всех выпустили из отделения полиции, был поздний вечер. Собравшись у участка, мы обсуждали произошедшее и узнавали о тех трудностях, с которыми остальным участницам пришлось столкнуться за день. Так мы узнали «полицейские» истории друг друга.
Мы поняли, что нас не оставят в покое, и отменили проведение лагеря.
III. КОНЕЦ ПРИКЛЮЧЕНИЙ.
Из Дивноморского отделения полиции мы поехали в Краснодар, где остановились дома у одной из местных активисток.
Оттуда мы разъехались кто куда.
Ася после всего случившегося очень плохо себя чувствовала — у нее активизировались несколько хронических проблем со здоровьем.
Поэтому она поехала в Питер вечером следующего дня.
У нас с Линой не было денег на новые билеты до Питера. Мы поселились в палатке в лесу возле городка Горячий Ключ. Это было относительно безлюдное место, в которое иногда забредали люди, и именно это казалось нам небезопасным. Ночью мы лежали в палатке, прислушиваясь к шагам людей на дороге, и боялись того, что на нас может напасть группа пьяных мужиков.
Возле нашей палатки бродили лисы; несколько раз нас окликнули какие-то туристы.
Ни местные алкоголики, ни казаки к нам не подходили, но мы решили не рисковать, и поселились в дешевом пансионате в Бухте Инал, где и оставались до 24 августа.
Мероприятие, на которое я собирала деньги и к которому так долго готовилась, так и не было проведено. Как и другие мероприятия лагеря. Попытки привести лагерь стоили всем приехавшим финансовых затрат, и спровоцировали серьезный стресс и проблемы со здоровьем у некоторых участниц.
Те, кто незаконно сорвал проведение мероприятий, так и не были наказаны. Пока что никто не получил компенсацию за произошедшее.
IV. ЗАЧЕМ НУЖЕН ФЕМИНИЗМ?
- Если женщина будет правильно себя вести, мужчина ее никогда не обидит, - сказала нам наша новая знакомая — немолодая женщина, живущая в Бухте Инал.
Узнав о нашей
истории, она говорила нам о том, что
организаторки просто хотели «привлечь
к себе внимание» и что они сами виноваты
в произошедшем, потому что заранее не
предупредили власти Края о планировавшемся
мероприятии.
(По закону они и не обязаны были это делать).
Но для меня важно не то, что женщина из небольшого городка не очень хорошо знала современное российское законодательство. Для меня важнее то, как эта история о полицейском и казатском произволе останется в памяти местных жителей.
За это время я слышала много историй о бесчинствах казаков, и о том, как их покрывает полиция. Но при этом, похоже, местные жители продолжают доверять полиции. Они скорее поверят, что пострадавшие от насилия сделали «что-то не так», что был какой-то заговор или скрытый мотив, чем признают беззаконие властей. И, похоже, ничто не может их переубедить. Та пропаганда, которой они подвержены, сильнее — и она для них гораздо более авторитетна, чем слова очевидцев.
И еще мне интересно, что значит феминизм в представлении «обычных» женщин.
- Если женщина будет правильно себя вести, мужчина ее никогда не обидит.
Думаю, многие женщины из самых разных регионов России с этим бы согласились.
Но с точки зрения закона, организаторки лагеря вели себя «правильно», а те, кто должны защищать закон, все же проявили к ним насилие.
И таких случаев очень много. Думаю, что все, кто говорит о «правильном поведении» женщин на самом деле могли бы вспомнить ситуации, когда оно не помогало.
И поэтому, когда меня в следующий раз спросят о том, для чего нужен феминизм, я знаю, что отвечу.
Я буду говорить не только о репродуктивных правах, домашнем насилии, и о профессиях, которые необоснованно запрещены для женщин.
Я приведу более конкретные примеры.
Я вспомню эту историю.
Я скажу, что феминизм нужен для того, чтобы большинство женщин перестало считать насилие над собой нормой. Чтобы они поняли, что у них тоже есть право распоряжаться собственной жизнью, и самостоятельно принимать важные решения.
Феминистское движение нужно для того, чтобы полицейские знали, что они не имеют права угрожать женщине отнять у нее ребенка.
Чтобы они не видели угрозы в попытках женщин защищать свои права.
И чтобы они знали о феминизме хотя бы столько, чтобы не путать слова «феминизм» и «фетишизм».
Ведь, в конце концов, часть повестки феминисток — та самая часть их повестки, которая касается защиты предусматриваемых законом прав женщин (и о которой в том числе должны были говорить на лагере), совпадает с задачей ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ органов. И у полиции должно быть гораздо больше общего с феминистками-правозащитницами, чем с казаками, которые открыто нарушают закон.
И, наконец, феминизм нужен для того, чтобы в двадцать первом веке все жители России, наконец-то поняли, что женщины имеют право путешествовать без сопровождения мужчин.
На самом деле, я не верю, что в ближайшее время в российском обществе произойдут подобные перемены, но это неплохая цель.
(По закону они и не обязаны были это делать).
Но для меня важно не то, что женщина из небольшого городка не очень хорошо знала современное российское законодательство. Для меня важнее то, как эта история о полицейском и казатском произволе останется в памяти местных жителей.
За это время я слышала много историй о бесчинствах казаков, и о том, как их покрывает полиция. Но при этом, похоже, местные жители продолжают доверять полиции. Они скорее поверят, что пострадавшие от насилия сделали «что-то не так», что был какой-то заговор или скрытый мотив, чем признают беззаконие властей. И, похоже, ничто не может их переубедить. Та пропаганда, которой они подвержены, сильнее — и она для них гораздо более авторитетна, чем слова очевидцев.
И еще мне интересно, что значит феминизм в представлении «обычных» женщин.
- Если женщина будет правильно себя вести, мужчина ее никогда не обидит.
Думаю, многие женщины из самых разных регионов России с этим бы согласились.
Но с точки зрения закона, организаторки лагеря вели себя «правильно», а те, кто должны защищать закон, все же проявили к ним насилие.
И таких случаев очень много. Думаю, что все, кто говорит о «правильном поведении» женщин на самом деле могли бы вспомнить ситуации, когда оно не помогало.
И поэтому, когда меня в следующий раз спросят о том, для чего нужен феминизм, я знаю, что отвечу.
Я буду говорить не только о репродуктивных правах, домашнем насилии, и о профессиях, которые необоснованно запрещены для женщин.
Я приведу более конкретные примеры.
Я вспомню эту историю.
Я скажу, что феминизм нужен для того, чтобы большинство женщин перестало считать насилие над собой нормой. Чтобы они поняли, что у них тоже есть право распоряжаться собственной жизнью, и самостоятельно принимать важные решения.
Феминистское движение нужно для того, чтобы полицейские знали, что они не имеют права угрожать женщине отнять у нее ребенка.
Чтобы они не видели угрозы в попытках женщин защищать свои права.
И чтобы они знали о феминизме хотя бы столько, чтобы не путать слова «феминизм» и «фетишизм».
Ведь, в конце концов, часть повестки феминисток — та самая часть их повестки, которая касается защиты предусматриваемых законом прав женщин (и о которой в том числе должны были говорить на лагере), совпадает с задачей ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ органов. И у полиции должно быть гораздо больше общего с феминистками-правозащитницами, чем с казаками, которые открыто нарушают закон.
И, наконец, феминизм нужен для того, чтобы в двадцать первом веке все жители России, наконец-то поняли, что женщины имеют право путешествовать без сопровождения мужчин.
На самом деле, я не верю, что в ближайшее время в российском обществе произойдут подобные перемены, но это неплохая цель.