 |
| Я с плакатом "Мое тело - мое дело" |
Вчера в Санкт-Петербурге прошел феминистский митинг, посвященный 8 марта.
Я не готовила плакатов и речей заранее. Более того, я очень долго не была уверена, что пойду на этот митинг - официальная повестка казалась мне слишком левой, и я думала, что это мероприятие не для таких, как я. К тому же, я не знала как на меня среагируют некоторые мои бывшие союзники по активизму, которые очень негативно восприняли то, что я перестала скрывать, что являюсь сторонницей капиталистической системы.
Но все же я решила пойти.
И не пожалела об этом.
В самом начале митинга мне предложили выбрать один из плакатов, (из тех, что специально изготовили для тех, у кого плакатов еще не было), и я взяла плакат с надписью: «Мое тело - мое дело».
Он позволил мне поднять несколько важных для меня тем.
Этот плакат традиционно ассоциируется с правом на аборт. Аборты - очень тяжелая для меня тема, потому что у меня есть иррациональный страх всего, что связано с абортами. Кроме того, я считаю что на сроках, когда ребенок может выжить вне тела матери, нет смысла в аборте, если у плода нет состояний, несовместимых с жизнью. Ребенка можно просто вытащить из тела матери и позволить ему жить. Абсурдно, что право на жизнь определяется местоположением - если ребенок родился недоношенным и умирающим в 7 месяцев, у него есть право на жизнь, и его надо срочно спасать (с чем я полностью согласна), а если уже пошел 9 месяц беременности, ребенок жизнеспособный, но у матери проблемы со здоровьем, не мешающие сделать кесарево - права на жизнь у ребенка все равно нет. Это кажется мне очень странным. Но при этом я однозначно поддерживаю ПРАВО на аборт, когда плод не может выжить вне тела матери. И тут дело не в том, есть у плода душа или нет - (это недоказуемо и касается исключительно веры), а в том, что ситуации бывают разные, и я не считаю что человек обязан жертвовать своим здоровьем и благополучием ради другого человека. Даже если с самых ранних сроков считать плод отдельным человеком, закон не может принудить женщину сохранить его жизнь вопреки собственному желанию, пока плод не может выжить вне ее тела. Закон не должен принуждать ни одного человека принудительно «жертвовать» собой ради другого - вот одно из моих базовых убеждений, о котором я боялась сказать, когда находилась в окружении христианских фундаменталистов и даже поддерживала пролайферов.
Сегоняшний плакат был шансом исправить это, частично перечеркнуть то соглашательство с фундаменталистами, на которое я шла из-за давления и психических проблем (которыми некоторые из них явно пользовались). Мне было важно заявить об этом. Показать - прежде всего самой себе - что теперь, наконец, я могу открыто поддержать право на аборт, несмотря на все страхи. Пройти через это, чтобы бояться чуть меньше.
Ни один человек не обязан рисковать своим здоровьем и благополучием ради другого уже сущесвуещего или потенциально возможного человека. Ни у кого не должно быть права на то, чтобы принудить меня к деторождению, или «спасать» потенциального ребенка, которого я не хочу, за счет моего психического и физического здоровья. Точно так же как у кого нет права извлечь у меня почку и использовать ее для спасения уже родившегося умирающего ребенка, если я на это не согласна. Или, наоборот, запретить мне рожать с риском для жизни и жертвовать органы, если я действительно этого хочу, и могу отвечать за свои действия. Мое тело - мое дело. Мое право распоряжаться им должно быть неприкосновенно. Я не объект для жертвоприношений, не собственность церкви и государства, не инкубатор и не биологический материал. Я - человек.
Но есть и другие причины, по которым я выбрала этот плакат.
Ради них я большую часть митинга думала, как мне подойти к организаторке. В итоге, я все же подошла к ней, и попросила пару минут на то, чтобы выступить. Не знаю, как долго я говорила, но мне казалось что выступление заняло минут 5. Мне было сложно следить за временем и одновременно планировать речь. (если я говорила слишком долго, я публично приношу организаторкам свои извинения).
***
Я говорила о том, что написано на плакате.
Что мое тело - мое дело.
Я говорила об эйджизме.
О том, что многим женщинам сложно поверить, что их тело принадлежит им, потому что первые 18 лет жизни им всячески внушали, что это не так. Их принуждали в это поверить.
Я говорила о том, что девочки не могут сами защитить свое право распоряжаться собственным телом. Они бессильны перед родителями. Они бессильны перед другими взрослыми. Они часто остаются бессильными даже перед ровестниками - особенно если взрослые защищают этих ровестников.
Почему, когда взрослую женщину валят на пол и душат, это - преступление, а если так делают с девушкой-подростком, учитель может сказать, что парень, который это делает просто в нее влюбился, и это считается нормой?
Почему общество все еще навязывает девочкам, что домогательства и самые разные неприятные манипуляции с телом, совершаемые мальчишками-«поклонниками» в школе, являются чем-то нормальным?
И неужели никто не видит, как сильно это связано с теми домогательствами, которых женщин подвергают в дальнейшем, как пренебреждение проблемами девочек-подростков укрпляет гендерную нормативность и нормализует насилие?
Я говорила о том, что даже матери в нашем обществе регулярно нарушают телесную автономию дочерей, принуждая их носить определенную одежду, обнимать тех, кого они не хотят обнимать, есть еду, которую некоторые из них даже не могут нормально переносить.
И что так делают даже мамы-феминистки, как бы ужасно это ни звучало. Как мы можем ждать, что общество будет уважать телесную автономию каждой женщины, если этого не делают даже феминистки?
Я говорила о том, что эйджизм оправдывает нарушение прав на телесную автономию, тем самым закрепляя систему, при которой в обществе регулярно нарушается это право. И о том, что патриархат в консервативных обществах означает власть мужчин как над женщинами, так и над детьми. И пока «шлепает ради блага ребенка» считается показателем любви, «бьет значит любит» не будет казаться дикостью. Так что эйджизм и сексизм неразрывно связаны.
****
Я говорила о том, что сексизм связан не только с эйблизмом, а и с эйджизмом.
Тела женщин считаются «неправильными и неполноценными» по сравнению с мужским телом. Это - классический эйблистский аргумнт. Именно так говорят о телах тех, кого считают инвалидами. И только принятое в обществе негативное отношение к инвалидам (к людям с «неправильным», нетипичным телом и разумом) делает этот аргумент возможным.
И феминистскому движению уже давно пора стать менее эйблистским. Пора пересмотреть свое отношение к инвалидности и эйблизму в целом, и к аутичным женщинам в частности.
Потому что аутичные женщины - тоже женщины. А проблемы с диагностикой аутичных женщин изначально возникла из-за сексизма - из-за того, что психиатров первой половины двадцатого века волновали в основном мальчики, и они составляли контрольные группы для изучения аутизма в основном из мальчиков. Так специалистами осталось незамеченным, что у большинства женщин аутизм проявляется не так, как у большинства парней, и поэтому «официальное» соотношение аутичных женщин было 1:5. Но со временем на женщин стали обращать больше внимание, а аутичных матерей стали диагностировать вместе с детьми. Так «официальное соотношение» уменьшилось, и, вероятно, оно практически равное. Но, несмотря на все исследования, сексизм из начала двадцатого века перекочевал в 21-й век и укоренился в российской психиатрии. В сексисткое «1:5» верят не только обыватели, а и авторы учебных программ для психиатров, и популярные СМИ вроде Медузы.
Почему феминистки не обращают внимание на повестку аутичных женщин - вероятно, каждой сотой женщины? Ведь проблемы с диагностикой мешают женщинам и девочкам понять свои особенности, найти похожих на себя людей и добиться инклюзии.
И мешают им защищать право на то, чтобы распоряжаться своим телом «нетипичным» образом.
Я сказала, что я аутистка. И что мое нетипичное сенсорное восприятие - вопрос моего тела, и это мое дело. А моя возможность посещать сенсорно-дружелюбные заведения - мое право.
Мое тело - мое дело.
Поэтому если я трясу руками или подпрыгиваю, когда мне хорошо, это не повод вмешиваться или пытаться запретить мне это делать. У меня есть право распоряжаться своим телом и выражать эмоции так, как мне удобно.
Поэтому, когда я ношу наушники, чтобы защититься от шума, ни у кого не должно быть лишних вопросов. Это мое дело. У меня есть право их носить.
***
Я не уверена, что сказала все буквально так, как написала здесь, но я передала суть своего выступления, и это главное, потому что теперь вы тоже об этом знаете.
Еще важно, что люди поддержали меня - мои слова, моя повестка оказались актуальными. Феминистки кричали и аплодировали. Несмотря на все наши разногласия по политическим вопросам.
И я видела реакцию некоторых митингующих, когда сказала о фем.френдли движении ЛГБТ с инвалидностью Queer Peace и об Аутичной инициативе за гражданские права. Некоторые знали эти названия. И знали наши проекты. Мы становимся узнаваемыми, а значит, у нас появляются все новые возможности.
Я рада этому.
Но вместе с тем меня пугает происходящее, если о нем задуматься.
Почему в 21-м веке мне приходится напоминать, что у женщин, у инвалидов, у несовершеннолетних - и вообще у всех людей - должна быть возможность распоряжаться собственным телом?
И как мне говорить о праве собственности - о котором я так много говорю в последнее время - если общество и государство не признают, что у людей должно быть «право собственности» на свое тело?
Как мы можем говорить о гражданских правах, если государство на законодательном и системном уровне указывает нам, что нам делать со своими телами, снова и снова пытаясь запретить или ограничить аборты, создавая систему ПНИ для инвалидов, укрепляя эйджистское законодательство?
Как бороться с этой проблемой на бытовом уровне, если она засела так глубоко?
К сожалению, у меня пока нет точных ответов на эти вопросы.