Страницы

суббота, 10 февраля 2018 г.

Айман Экфорд: «Критика «Столкновения цивилизаций» Самюэля Хантингтона. Часть 1. Положительные аспекты, или почему важно замечать цивилизационные различия»

Фото небоскребов

Книга Самюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций» является классикой политической литературы. На нее часто ссылаются в научных работах, на лекциях, в других книгах и статьях по международным отношениям.

И когда я читала эту книгу, то я поняла, почему. Книга написана в 90-х годах, и многие политические прогнозы автора, включая его позицию о вероятности гражданской войны на Украине и об усилении консервативных тенденций в России позже оправдались.

Кроме того, Хантингтон обращает внимание на важную штуку, о которой часто забывают как идеалисты, верящие в достижимость мира во всем мире, и считающие, что «цивилизованное» государство должно жертвовать своими интересами ради блага других стран, так и сторонники внешней политики, полностью основанной на государственных интересах, и на том, насколько сильными или слабыми являются другие страны.

Хантингтон подробно описывает, почему для защиты государства недостаточно благих намерений и попыток создать «равновесие сил». Люди — не воплощение добродетели, но при этом и не роботы, которые действуют, опираясь на разум и расчет.

Большинство людей не принимает тех, кто от них отличается, а на формирование характера большинства людей очень сильно влияет социализация (а значит, и культура). Политики — тоже люди. Кроме того, во многих современных обществах народ влияет на политику, и политикам важно одобрение народа. Из всего этого следует, что политики более склонны сотрудничать с «братскими народами», с представителями своей цивилизации, с теми, чьи менталитет, религия и культура им понятны. Люди чаще испытывают симпатию к представителям своей цивилизации (даже если те фактически иностранцы), чем к представителям другой цивилизации в своей же стране. И люди реже видят угрозу в представителях своей цивилизации (или видят в них менее серьезную угрозу), чем в представителях чужой. Это приводит к тому, что политики чаще поддерживают «братские народы», и заключают союзы внутри одной цивилизации.

Конечно, бывают исключения. Особенно когда у стран, принадлежащих к разным цивилизациям, есть бывший враг (как было во время Холодной Войны, когда Западная и «Исламская» цивилизация объединились против коммунистического блока). В
XX веке все относительно развитые страны разделились на две группы (плюс специально «неприсоединившиеся государства», которые сотрудничали то с теми, то с другими). Политики активно использовали объединяющую риторику, стараясь стереть межцивилизационные границы. И за это время (за счет развития науки, экономики и прессы) мир стал более глобализирован. После окончания Холодной Войны возникло противодействие этим переменам — усиление национализма, возвращение к национальным идеям в странах, в которых они раньше не были популярны. При этом те, кто пропагандирует национальные идеи, часто ссылаются на различные культурные и социальные особенности, которые свойственны той или иной цивилизации, а не только на местные этнические особенности. Цивилизации, в понимании Хантингтона (как и многих других ученых) — это совокупности стран и обществ, объединенные общими культурными характеристиками.

Условно Хантингтон разделил мир (точнее ту его часть, которая принимает активное участие в международной политике) на 8 цивилизаций — Западную, Латиноамериканскую, Африканскую, Исламскую, Синскую, Индуистскую, Православную, Буддистскую и Японскую. Сам автор признает, что это условное деление, и что не все названия ему нравятся — например, он называет «Запад» Западом только потому, что так принято в современных СМИ, несмотря на географическую неточность этого определения. А говоря «Буддистская», «Синская», «Православная» и «Исламская культура» он подразумевает не религиозные убеждения и традиции, а культуру тех стран, где эти религии исторически доминировали (в том числе и светскую культуру). То есть, например, по этой классификации Россия и Украина попадают в «Православную» цивилизацию, несмотря на то, что книга писалась вскоре после развала СССР, и эти страны не были религиозными. То есть, названия цивилизаций в книге — просто условные определения.

Основная идея этой книги Хантингтона в том, что начало
XXI века будет временем столкновения цивилизаций. Он сводит большую часть конфликтов девяностых годов к этой концепции (и у него это получается весьма удачно). И при этом автор указывает на то, что есть конфликты, которые выбиваются из общей схемы, и что концепция столкновения цивилизаций — просто политическая модель, а ни одна модель не может быть универсальной и описывать все происходящие события. Он сравнивает свою модель с абстрактной картой местности, которая может помочь добиться определенных целей (карта помогает добраться от пункта А к пункту В, а политическая модель — проанализировать события), но не может описать всю картину и быть универсальной. Кроме того, он считает, что столкновение цивилизаций в какой-то степени является реакцией на события Холодной Войны и на глобализацию, и время этой реакции когда-нибудь пройдет.

Мне очень понравился этот подход, потому что Хантингтон один из немногих, кто готов признать, что его идеи не универсальны, и кто не верит, что с помощью одной теории возможно описать все на свете.

Поэтому я не могу понять его критиков, которые выступают против его теории, основываясь на том, что она иногда не работает, и не может описать все. Конечно, не может! Сам автор этого не отрицает. (При этом я сама во многом не согласна с Хантингтоном, но именно этот аргумент об «неуниверсальности» теории, которая не стремится к универсальности, просто абсурден).

При этом модель столкновения цивилизаций действительно может помочь замечать, анализировать и предсказывать определенные тенденции, и автор это прекрасно демонстрирует. Я очень жалею, что эта книга не попалась мне в подростковом возрасте, потому что я очень долго считала Россию этакой недоамерикой, не понимая разницу между российской и американской культурой. А когда я видела, что в России не работает политическая или правовая риторика, которая работает в США, думала, что на самом деле это я чего-то не замечаю. Я считала американскую культуру «нормальной» культурой, культурой по умолчанию, самой понятной культурой, на которую все должны равняться. Я хотела жить в России только потому, что верила, что она разовьется в подобие США. Поэтому возобновление Холодной Войны и появление националистической русской риторики стало для меня серьезным ударом — мне казалось, что российские фанатики-националисты взялись из ниоткуда (хотя в моей семье почти все были патриотами России), что происходит что-то сюрреалистическое, чего никогда не должно происходить. Именно это непонимание заставило меня задуматься о корнях пропаганды и о культурных различиях между США и Россией. И признать, что я - американка в куда большей степени, чем русская (я вообще не русская в культурном плане, я не принадлежу к русской цивилизации). Но даже после этого я совершала уйму ошибок, например, я верила, что если в активизме буду использовать «американскую» риторику, и если буду стараться сделать российское общество более похожим на американское, я тем самым буду помогать русским. Позже мне пришлось признать, что подобные рассуждения ошибочные.

Я вела себя как типичный американский неоконсерватор, который считает, что должен нести американские ценности всему миру. У меня просто в голове не укладывалось, что может быть иначе, и что кто-то может хотеть чего-то другого. Что русским могут нравится свои странные культурные особенности, которые я не понимаю. Или даже что правозащитную риторику вполне можно совмещать с русской культурой, и для риторики, более понятной русским, для ссылок на их историю (в том числе на историю диссидентов или декабристов) тоже нужно свое пространство. Что кому-то примеры из русской истории могут быть действительно близки.

Мне стыдно это признавать, но я действительно этого не понимала.
Я не понимала этого даже в тот период, когда выступала против навязывания мусульманам западных стандартов. Я переводила статьи интерсекциональных феминисток о вреде принудительной ассимиляции ближневосточных мигрантов, но считала приемлемым подобное поведение по отношению к русским. Дело в том, что я изучала политику Ближневосточных стран, их культуру и различные направления ислама. Я чувствовала отличия, условно говоря, Исламской цивилизации от Западной. Я чувствовала самобытность Исламской цивилизации, которая состоит из множества очень разных, но все же в чем-то похожих культур. Российская (и украинская) культура всегда были для меня чем-то фоновым, чем-то неприятным, что мне стараются навязать. Я не замечала в них ничего своего, ничего самобытного и ничего интересного. Почти все российские поведенческие и социальные особенности, которых не было в США, ассоциировались у меня с неприятными моментами моей жизни, с чем-то искусственным, с попытками заставить меня притворяться (потому что российская культура мне не близка). И я не понимала, что у людей, усвоивших русскую социализацию, все обстоит иначе. А когда поняла, думала, что наличие русской цивилизации — это нечто вроде проблемы, которую надо решить. Примерно так относятся к аутизму те, кто считают аутизм болезнью. Точно так же, как они хотят, чтобы аутисты были типичными нейротипиками, я хотела, чтобы русские были типичными американцами.

Книга Хантингтона (а также мои явно русские, но при этом очень понимающие друзья, разделяющие идеи прав человека и социальной справедливости) заставила меня взглянуть на этот вопрос иначе. Еще раз задуматься о нем, и (используя терминологию Хантингтона) перенести те идеи, которые я уже разделяю по отношению к Исламской цивилизации, на Православную цивилизацию.
Это не изменило моего отношения к русской культуре. Более того, и сейчас я прежде всего хочу помочь тем жителям постсоветского пространства, которые похожи на меня — тем, кому не близка русская культура — а потом уже всем остальным. (Не ради блага русских, а ради этих конкретных людей и ради себя).
Я просто осознала, что культурные различия существуют, их важно учитывать и они не всегда являются чем-то плохим. И что иногда невмешательство, отказ от попыток изменить представителей другой цивилизации — лучшее решение, которое может быть принято.

Несмотря на то, что многие интерсекциональные феминистки заявляют, что они терпеть не могут цивилизационный подход Хантингтона, они, по сути, его используют, когда заявляют что Исламская (и любая другая не западная) цивилизация отличается от Западной, всегда отличалась и очень долго будет отличаться, что это нормально и что не стоит навязывать всем «западные ценности».

Только Хантингтон ставит западную цивилизацию выше остальных. Это заметно не всегда, и, мне кажется, что он старался быть беспристрастным, но идея борьбы «за западные ценности» заметна на протяжении всей книги, а в конце становится особенно явной. Поэтому я не советовала бы читать эту книгу западным националистам и исламофобам, которые из-за своих предубеждений будут видеть в ней только то, что хотят увидеть — то есть, идеи превосходства Запада.

Но я считаю эту книгу полезной для тех, кто, как и я, плохо замечает культурные различия. Надеюсь, в будущем культурные различия, способные привести к столкновению цивилизаций, исчезнут окончательно и бесповоротно, а культуры будут смешиваться. Но сейчас цивилизационные и культурные различия — это реальность, которую нельзя игнорировать.
Сторонники «единой культуры», люди, верящие в универсальность Запада (или в универсальность любой другой цивилизации) часто оказываются похожими на меня — они считают, что должны менять чужую цивилизацию ради блага представителей самой этой цивилизации. Иногда они, как и я, даже сами не осознают своей ошибки. Подобные идеи опасны. В прошлом они оправдывали колониализм, а сейчас (частично) приводят к тому, что действия западных правительств на Ближнем Востоке вызывают ненависть местного населения и укрепляют терроризм. Столкновение этих идей (подобные идеи были и в Западной, и в Исламской цивилизации) породили Аль-Каиду и ИГИЛ.
И подобные идеи точно вредны для российских активистов, которых пытаются выставить «западными агентами», и для американских активистов, которых пытаются обвинить в том, что они «служат империализму» и «стараются навязывать всем свою риторику».

Но при этом я бы советовала не забывать, что Хантингтон в своей книге время от времени транслирует распространенные в западном обществе предрассудки, а иногда и противоречит самому себе.
Об этом я подробнее расскажу во второй части статьи.