| Источник: A sober second look Переводчик: Камила Абла  |
| (Описание изображения: Несколько женщин в синих бурках. Одна из них сняла бурку, чтобы показать свое лицо. Эта стереотипная картинка не просто надоела, а и... разве она может помочь изменить мир к лучшему? Источник: http://baptisttaliban.blogspot.ru/) |
После того как я развелась с абъюзивным мужем, и в процессе развода оставила свою замкнутую и консервативную мусульманскую общину, я присоединилась к «мейнстримному» североамериканскому обществу. Присоединилась в том смысле, что вышла на работу, переехала туда, где живут сравнительно немного мусульман, и избегала взаимодействия с этими немногими, как только могла. Я тревожилась из-за того, что консервативно настроенные мусульмане могли меня осудить. Прошлое все еще было очень свежо в моем сознании, и я даже еще не начала процесс восстановления, поэтому я хотела, чтобы в моей повседневной жизни было как можно меньше напоминаний.
Чтобы мои шансы быть принятой на достойную работу и благодаря этому обеспечивать себя и детей были как можно выше, я сняла хиджаб. В результате я смешалась с толпой. Я стала просто очередной белой работающей мамой средних лет. Ходить по улице, заниматься покупками, сидеть на скамейках в парке, ждать в правительственных учреждениях... теперь можно было практически без проблем. Никто не смотрел, никто не комментировал и не выкрикивал оскорблений, никто не задавал вопросов от излишнего любопытства, и меня не заставляли почувствовать, что я должна защищать свое право находиться в обществе. Это так отличалось от того, к чему я привыкла, когда носила хиджаб.
Итак, отличный способ проиллюстрировать мое преобразование - это одна из тех распространенных фотографий анонимной афганской женщины, поднимающей свою бурку (прим. пер. - бурка, вуаль, никаб, паранджа закрывают лицо), чтобы показать лицо, верно?
Нет. Просто нет.
Почему нет? В конце концов, некоторые женщины, пережившие патриархальную религию, действительно описывают свой опыт осознания того, что ими манипулировали и злоупотребляли, словами «я сняла ментальную паранджу». Некоторые даже сравнивают свое прошлое в консервативных культовых христианских церквях или группах, называя их «Талибан». И не они придумали этот дискурс - эти метафоры, этот способ говорить - различные представители американских СМИ называют местные (белые, часто правые христианские) религиозные и политические идеи или группы «джихадистскими» или «талибанскими», желая выделить их экстремизм.
Кто-то может спросить - а что тут не так? Разве не общеизвестно, что талибы склонны к насилию, что они мизогинны, и практически любые социальные или политические вопросы решают по-драконовски? Разве они - не самый худший пример современного жестко буквалистского религиозно-политического движения? И разве афганская голубая бурка не является теперь общепризнанным символом жестокого подавления талибами женщин во имя религии и традиций? Так почему бы мне не использовать слово «бурка» как синоним «ментальной тюрьмы» или «угнетения», и слово «талиб» для описания женоненавистника или религиозного экстремиста? И почему бы мне не закинуть несколько фотографий, где женщина снимает бурку, чтобы скрасить мой блог? Тем более, что я оправляюсь от своего опыта с очень консервативными мусульманскими общинами?
На то есть несколько причин. Отрицание сути проблемы никому не помогает. Это - апроприация (присвоение) опыта других женщин. Это подтвердит вредные и оскорбительные стереотипы. И это служит исключению некоторых женщин из сообщества.
Отрицание сути проблемы. Вечный соблазн справиться с неловким, тревожным и глубоко травматичным прошлым или настоящим опытом, приписывая их чему-то, что не имеет ничего общего со мной или моей культурой. Свалить вину на кого-то другого, где-то еще. Чтобы я могла дистанцироваться от всего этого, в своем сознании и эмоциях: все было как будто не со мной! Не знаю, как я в это вляпалась... ну, я на самом деле знаю, но у меня нет ничего общего с этим, по крайней мере, сейчас.
В некотором смысле, было бы просто и комфортно поддаться влиянию стереотипов, которые СМИ нам так удобно предоставляют. Говорить о моих бывших общинах как о «талибанских». (Некоторые братья носят тюрбаны! Это сработало бы!) Сравнивать мой уход из абъюзивного брака и консервативной общины с тем, как освобожденная женщина Востока срывает паранджу. Затем я могла бы притвориться, что так или иначе, я была поглощена совершенно чуждой культурой и системой верований, и это в конечном итоге не имеет ничего общего с тем, откуда я родом или с моим «настоящим Я», или, если на то пошло, с североамериканским исламом. И, еще лучше, я похоже становлюсь героиней в этой стереотипной драме. Я была девицей, терпящей бедствие, но эй, я сама себя спасла! Я сорвала с себя паранджу!
Но это неправда.
Сообщества, в которых я жила, находились не в Афганистане. Даже не в северном Пакистане. Они были в Северной Америке. Также большинство членов моих сообществ не были афганцами. И их лидеры тоже.
Фактически, многие из тех событий, которые со мной происходили, и после которых труднее всего восстановиться, произошли в группе (которая оказалась сектой), которую возглавляли североамериканцы, и они привлекли новых членов, заявляя, что они хотят создать сообщество, которое соответствовало бы реалиям жизни в Северной Америке. У них было избирательное отношение к североамериканской мэйнстримной культуре - они подчеркивали ее консервативные, патриархальные черты.
Нельзя понять произошедшее, не признавая, что это была североамериканская группа, которую можно понять только в североамериканском контексте альтернативного образа жизни, консервативной религиозности и романтизации определенных аспектов прошлого.
Чтобы выйти из этого, мне нужно понять, почему и как все произошло. Для того, чтобы я снова не попала в подобную ситуацию, будь то в религиозной группе, в политической организации или в другом месте.
Апроприация (присвоение) опыта других женщин. Я не афганка. Я никогда не носила бурку. Я не жила под контролем талибов. Что же я тогда получу, если буду воображать себя не-белой женщиной в бурке или в процессе ее сбрасывания ?
Возможно, я получу вдохновение. Но почему бы не найти вдохновение во всех рассказах об афганских женщинах, которые не соответствуют этой стереотипной сюжетной линии? Или как насчет историй со всего мира - в каждой культуре и религии в прошлом и настоящем, конечно, достаточно женщин, которые преодолели серьезное неравенство, чтобы освободить себя и других от различных видов угнетения. И почему бы мне в первую очередь не найти вдохновение в рассказах о женщинах из Северной Америки, таких как я? Женщин из Северной Америки, которые обратились в ислам, оказались в абъюзивных браках, или попали в секты, или в ужасающую динамику консервативной мусульманской общины, но после этого вышли оттуда и построили для себя новую жизнь, которая могла бы включать или не включать ислам или какую-либо другую религию или духовность. Разве их истории не имеют гораздо большего значения для моей жизни и моих проблем, чем устарелые медиа-стереотипы об угнетенных женщинах на другой стороне мира?
Картинка для привлечения внимания — женщина, срывающая свою бурку, попрошайничающая у дороги или безучастно сидящая за решеткой. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, не так ли? Что расскажет об угнетении лучше, чем такое изображение? Что скорее побудит читателей сочувствовать мне и негодовать - фотография белой беременной женщины в длинной юбке, работающей на кухне, окруженной грудами грязной посуды и несколькими суетливыми малышами у ног, или фото женщины с буркой?
Ах, в этом-то и проблема, не так ли? Консервативные североамериканские патриархальные религиозные группы - будь то мусульмане, христиане, Фундаменталистская Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней, иудеи или любые другие - продвигают (и мы им верим) такие представления о себе, которые не выглядят страшными, стереотипно репрессивными или чужими. Они выглядят здоровыми и привлекательными, по крайней мере на первый взгляд. Это, вроде бы, все о семье, любви, традиционных ценностях и подлинности, а также о полноценной разносторонней жизни. Вот почему мы не сразу замечаем угнетение. Вот почему и другие продолжают ошибаться. Вот почему важно, чтобы читатели увидели за красивой поверхностью человеческие страдания, которые так часто вызывают консервативные патриархальные религиозные движения прямо здесь, в Северной Америке.
Я совершенно не поощряю других людей, когда они пытаются говорить за меня. Моя история принадлежит мне. Я имею право самой ее рассказывать. Никто не имеет права предполагать, что я не способна рассказать свою историю самостоятельно - это меня оскорбляет и ставит в инфантильную позицию. У меня нет оснований полагать, что другие женщины хотят такого отношения, особенно когда есть различия в доступе и власти над собственным образом и историей. Гражданство, географическое положение, цвет кожи, образование, семейное положение, физическое здоровье и доход имеют серьезное влияние на доступ к ресурсам, который нужен для того, чтобы рассказать свои истории и получить в ответ серьезное отношение. Отношение, при котором люди с большими привилегиями относятся к другим людям, их историям и культурам как к своего рода шведскому столу, где они могут просто брать что хотят, независимо от того, что думают об этом другие люди, является оскорбительным.
Что бы ни думали о парандже, у нее сложная история, которая не начинается и не заканчивается талибами или, если на то пошло, Афганистаном. Использование бурки в качестве символа женского гнета под движением «Талибан» исторически неточно. Это приводит также к гомогенизации опыта женщин разных национальностей, из разных географических мест, имеющих разные социальные статусы, принадлежность к религиозным группам, не говоря об историческом контексте.
Зачем распространять стереотипы о пассивных женщинах в бурках, которые просто ждут, когда иностранные армии спасут их? Такие стереотипы имеют реальные последствия. О них часто говорят правительства, которые хотят оправдать вторжение в другие страны, несмотря на очевидный факт, что война и социально-экономические потрясения, которые она оставляет на своем пути, значительно ухудшают жизнь большинства гражданских лиц в зонах военных действий, особенно женщин. Контраст между женщинами, одетыми в бурки, под «Талибаном», и непокрытыми, свободными и равноправными женщинами в США, как это показывают СМИ, как правило, заставляет людей забыть, что на самом деле возникновение талибов косвенно связано с американской поддержкой антисоветских фундаменталистских групп «моджахедов». Или, если уж на то пошло, то — с покрытой головой или нет - американские женщины сегодня сталкиваются с организованными правыми религиозными усилиями по ликвидации их репродуктивных свобод.
Подобные стереотипы также могут привести к дискриминации американских женщин, которые носят никаб.
У меня были подруги, которые носили никабы - лицевые завесы. Эти женщины были и продолжают быть многогранными личностями, а не картонными стереотипами.
В настоящее время я не согласна с практикой закрытия лица или, если на то пошло, с ношением хиджаба (прим. пер. - хиджаб — одежда, которая оставляет открытой лицо и кисти рук). Я считаю, то эти практики несут слишком тяжкий груз патриархального багажа. Однако я также понимаю, что многие женщины не согласны со мной, и это их право надевать то, что они хотят, независимо от того, согласна ли я с их решением. Некоторые женщины не обязательно хотят носить никаб или хиджаб, но носят это из-за различных прагматических причин. В любом случае, они имеют право одеваться таким образом, и имеют право на то, чтобы с ними из-за этого не обращались неуважительно или снисходительно, и не дискриминировали.
Мой опыт ношения хиджаба оставил во мне очень сильную неприязнь к тем людям, которые почему-то берут на себя ответственность сказать мне, что я могу или должна носить, или относятся ко мне как к кому-то менее значимому, потому что они предполагают, что знают, кто я, из-за того как я выгляжу.
Некоторые женщины чувствуют себя исключенными, отделенными от доступа к источникам поддержки для переосмысления или ухода из околорелигиозного патриархата. Я хорошо помню, как я и мои новообращенные друзья в 80-х годах были уверены, что независимо от того, насколько плохи дела, было бы неприемлемо обратиться в женскую организацию, которая помогает жертвам домашнего насилия. Не потому, что в нашей общине были консервативные мужчины, которые так говорили, а из-за того, каким мы видели феминистский дискурс против домашнего насилия. Казалось, все это было для белых женщин, неверующих, среднего класса, у которых не было абсолютно никакого понимания в отношении какой-либо религии, поэтому казалось, что таким женщинам как мы им совершенно нечего сказать. Конечно, они не пытались исключить религиозных женщин специально. Но их благие намерения не сделали их услуги более доступными для нас.
Моя первоначальная, интуитивная реакция на любой сайт, использующий язык «срывания ментальной паранджи» или стереотипные фотографии женщин в бурке - это предположения, что там вряд ли будет что-то важное для женщин, имеющих дело с последствиями жизни в закрытой, консервативной североамериканской мусульманской общине. Хотя, когда я читаю дальше, я часто нахожу на таких сайтах полезный контент. Я также колебалась, перед тем как начать вести блог или поставить ссылки на пост-патриархальные блоги или сайты, потому что не хотела рисковать и подтвердить уже существующие стереотипы.
Я не хочу препятствовать то_й, кто ищет поддержки. И не хочу запретить другим женщинам открыто обсуждать свой опыт. И не хочу запретить отмечать общность между различными патриархальными, консервативными религиозными движениями, которые используют сходные методы манипулирования и контроля, потому что некоторые аспекты постпатриархального дискурса во всех этих группах используют деление на «своих» и «чужих».
И, честно говоря, такого типа слова и образы являются для меня триггерами. Они напоминают мне о некоторых случаях и ситуациях, которые я пытаюсь забыть. Я знаю, что я не единственная, кого триггерят такие вещи.
Меня пугает понимание того, что для белых женщин в Северной Америке, которые оставляют консервативные патриархальные религиозные движения, попытка реинтеграции в «основное» общество означает попытку реинтеграции в белое общество, которое по-прежнему дает привилегии на основе цвета кожи. Хотя у меня нет готовых ответов на этические проблемы, связанные с попыткой получить «нормальную» жизнь, я думаю, что хорошо бы начать с того, чтобы избегать расистских ходов мысли, которые подразумевают, что худшее зло, на которое способны люди, характерно только для «Других» (не -белых) культур.
** Цель этого поста - не учить кого-то тому, что они могут или не могут писать. Меня не интересует цензура. Меня интересует восстановление от консервативной, патриархальной религии и я хотела бы не стоять на пути восстановления других людей.
___
На русский язык переведено специально для проекта Пересечения.