2017 год.
Я написала этот текст год назад, но проблемы, из-за которых я его написала, никуда не исчезли. Наоборот, после последних терактов фанатизма стала еще больше. Даже в "прогрессивных" родительских группах. Даже в ЛГБТИ+ и феминистическом сообществе. Поэтому я публикую его снова. Не внося в него никаких изменений.
2016 год.
Родители аутичных детей часто говорят нам, что мы не знаем, каково это – боятся за будущее своих детей. На самом деле, многие из нас это знают. У многих аутичных активистов есть аутичные дети. У некоторых из нас есть аутичные братья и сестры. Я понимаю страх родителей аутичных детей, потому что мой трехлетний брат может быть аутичным.
Его еще не диагностировали, но когда я смотрю на него, то постоянно думаю о такой вероятности.
Он трясет руками, так же, как и я. Он трется лицом об махровую тряпку, как я трусь лицом о свою любимую подушку. Он постоянно повторят фразы из любимых мультиков и книг, так же, как и я. Он, как и я когда-то, постоянно задает одни и те же вопросы, и любит получать на них одинаковые ответы. Он поздно начал говорить, да и сейчас, когда ему три с половиной года, говорит не очень внятно. Он любит ходить по одним и тем же маршрутам. Очень долго он не садился есть, пока не выставит в ряд определенные предметы в определенной последовательности.
Он знает все об интересующих его вещах. Ему было около двух лет, когда он начал распознавать марки автомобилей на улице. Он постоянно произносил марки всех автомобилей, мимо которых мы проходили, хоть тогда он почти не говорил. Я в свои двадцать знаю марки автомобилей гораздо хуже него. Он знает всех героев любимых мультиков, все их имена и биографии.
Мама говорит, что ему сложно ладить со сверстниками, но при этом он прекрасно ладит с людьми, которые его старше. И ему очень нравятся другие аутичные дети, возможно, он узнает в них себя. Он десятки раз смотрел «историю Томаса» и «День Найнзеи» из серии видео «Улица Сезам и Аутизм». При виде аутичных детей он радостно трясет руками.
Когда-то я боялась того, что он может быть аутичным, как и я. Я боялась, что мои родители сломают ему психику так же, как они в подростковом возрасте сломали психику мне. Но сейчас я рада тому, что мой брат может быть аутичным. Это поможет нам лучше понять друг друга. Это поможет мне исправить в его жизни то, что я уже не смогу исправить в своей. Я очень много рассказываю своим родителям о тех ошибках, которые они допустили в моем детстве.
Я вспоминаю свой школьный опыт, и школьный опыт других аутичных детей. Я постоянно твержу маме о том, что если мой брат захочет учиться дома, он должен учиться дома, потому что у него есть на это право. Я рассказываю ей о том, что для некоторых детей домашнее обучение подходит больше, чем школьное.
Я вспоминаю бесконечные «девочка должна…», которые я слышала в детстве. Я, как и многие аутичные люди, не придавала большого значения гендеру. Я никогда не соответствовала гендерным нормам. И я ненавидела все эти «девочка должна». И поэтому сейчас я очень агрессивно реагирую, когда моему брату говорят о том, что «пацаны не плачут». Я не люблю стереотипы, и не люблю ложь.
Я думаю о том, что, возможно, я смогу защитить его от своих родителей и от других родственников.
Очень часто большая часть проблем аутичных детей является результатом действия их родственников. Но даже если в нашей семье детей будут считать такими же полноценными людьми, как взрослых, и ни у кого не будет никаких предрассудков об аутизме, есть вещи, от которых я не смогу защитить своего брата. Поэтому он, как и я, никогда не будет в безопасности.
***
Незнакомец отшатнулся от моего брата. Кажется, мой брат повторил мамины слова, и, как обычно, повторил их слишком невнятно. Меня там не было, так что я не могу описать подробности. Знаю только, что незнакомец отшатнулся от моего брата со словами:
- Он что, мусульманин?
Этот здоровенный мужчина испугался трехлетнего мальчугана, который в десять раз слабее его, потому что решил, что этот мальчуган мусульманин.
Для этого человека слова «мусульманин» и «террорист» - синонимы. Он считает опасным любого мусульманина, сколько бы лет ему ни было.
Мой братишка не мусульманин.
Зато я мусульманка. Возможно, мой брат тоже станет мусульманином, когда вырастет. Он считается православным, как и наши родители, но будет ли он православным всегда? Я этого не знаю, и никто не знает.
Что, если он будет аутичным мусульманином, который, как и я, ведет себя странно? Люди видят угрозу во всех мусульманах. И люди видят угрозу во всем, что они не могут понять, а многие люди не могут понять и принять переход из одной религии в другую.
***
Еще я не знаю, какие специнтересы будут у моего брата.
Возможно, он заинтересуется политикой Ближнего Востока и историей исламского терроризма, как и я. Возможно, он, как и я, будет постоянно об этом болтать. Возможно его, как и меня, однажды заподозрят за это в терроризме.
Ведь такое было не только со мной. Такое было с аутичным активистом Лидией Браун, у которого был тот же специальный интерес, что и у меня.
Кроме того, у моего брата может быть другой, не менее странный с точки зрения общества интерес. И кто знает, к чему это может привести…
***
Мой брат любит повторять разные фразы. Выученные наизусть сценки из мультфильмов, фразы, касающиеся его специальных интересов, вроде «и машина, и трамвай, и знак шины», и фразы, которые кажутся ему смешными. Он повторяет их постоянно, неважно, есть кто-то рядом, или нет. Возможно, он этого даже не замечает.
Совсем как я. Я тоже часто хожу по квартире или по улице, повторяя одни и те же фразы. Фразы эти могут быть совершенно бессмысленные, или иметь с реальностью слабую ассоциативную связь. Например, я уже много лет начинаю повторять «я хочу домой», когда куда-то спешу, из-за чего-то волнуюсь или чего-то боюсь. Я повторяю фразу «я хочу домой», даже тогда, когда я дома. Иногда я начинаю повторять эту фразу, даже не замечая того, что я ее повторяю. Это называется эхолалией, и это довольно распространенное среди аутистов явление.
Ко мне как-то прицепились фразы «я хочу возглавить ИГИЛ» и «законы шариата или мученичество».
Первую фразу я стала повторять после чтения многочисленных западных публикаций о деятельности данной террористической организации. В тот период я много думала о моей книги в жанре альтернативная история, один из героев которой действительно хочет возглавить ИГИЛ (ту самую печально известную террористическую организацию, деятельность которой запрещена на территории РФ).
Вторая фраза была мною взята из автобиографии Малалы Юсуфзай, пакистанской девочки, которая была ранена талибами за то, что она отстаивала право женщин на образование. Позже эта девочка стала самым молодым лауреатом Нобелевской премии мира. А фраза эта была написана на значках талибов, которые захватили ее родную деревню в долине Сват.
Как вы, наверное, догадываетесь, аутичная гендернонеконформная ЛГБТ-активистка, которая организовывала акцию против религиозного фанатизма, вовсе не стремится убивать тех, кто не исполняет законов шариата, и уж тем более не планирует ехать в Сирию и занимать место Абу Бакра аль Багдади.
Более того, именно из-за действий экстремистов, которые входят в движение Талибан и ИГИЛ, подвергаются притеснениям нормальные мусульмане. На своих территориях они убивают таких людей, как я. А на территории, на которой живу я, меня вполне могут посчитать их пособницей просто за то, что и они, и я называем себя мусульманами. Это так же абсурдно, как винить афроамериканца-христианина в действиях Ку-Клукус-Клана, потому что этот афроамериканец, как и представители Ку-Клукус-Клана, считает себя христианином.
Я повторяю экстремистские лозунги примерно так же, как я повторяла гомофобные цитаты Петербургского депутата Виталия Милонова, направленные против моих товарищей по ЛГБТ-активизму. Я повторяла их, когда бродила по дому, и думала о том, что заставляет Милонова... быть Милоновым. А потом я стала бормотать эти цитаты на улице, сама того не замечая. Так работает моя эхолалия.
К сожалению, про это не знает большинство прохожих. Они вполне могут принять фразы, которые я когда-то пыталась осмыслить и теперь бездумно повторяю, за мои собственные мысли.
***
Я зашла в Копицентр, чтобы напечатать брошюры об аутизме. Я была уставшая, в состоянии регрессии и дереализации от сильной сенсорной перегрузки. Я забыла, как пользоваться устной речью. Мой мозг упорно отказывался находить слова для образов, которые вертелись у меня в голове. Я должна была что-то сказать, но не могла понять, что именно. Я открыла рот, из которого вырвалось знакомое: «Я хочу возглавить ИГИЛ».
Я не понимала, что я говорю. В моей голове не было других мыслей, состоящих из слова. Там было визуальное расписание ЛГБТ-мероприятий. Мысли о том, как сделать листовки, в виде зрительных образов. И эта фраза.
Я остановилась на последнем слове, осознав, что я говорю.
Когда я спросила свою мать о том, что бы она сделала на месте работников Копицентра, она сказала, что вызвала бы полицию и центр по борьбе с экстремизмом. И это несмотря на всю абсурдность моей формулировки (только представьте себе женщину во главе ИГИЛ!), и на то, что эта фраза никак не похожа на те, что обычно произносят экстремисты перед началом теракта.
Моя мать знает, что такое эхолалия, и все равно она вызвала бы полицию. Другие люди не знают об эхолалии ничего. В том числе те, кто работают в полиции и в центре по борьбе с экстремизмом. Большинство работников данных служб, как и большинство жителей России, даже не знают того, что такое аутизм.
***
У моего брата больше шансов стать жертвою невежества полиции и центра по борьбе с экстремизмом, чем у меня, потому что он парень.
А в центре по борьбе с экстремизмом ничего не знают об аутизме. Они увидят угрозу не только в нашей эхолалии. Они могут увидеть угрозу даже в том, что мы не смотрим им в глаза.
***
Аутичными людям сложнее распознать опасность.
Эта одна из причин того, почему аутичных женщин насилуют чаще, чем нейротипичных. Насильники видят «да» тогда, когда аутичная женщина и не думала говорить «да», неправильно «считывая» невербальные сигналы.
Эта одна из причин того, почему аутичные ЛГБТ-люди устраивают себе аутинги, сами того не подозревая.
И это одна из причин того, почему трансфобия, гомофобия, нацизм, расизм, антисемитизм, исламофобия и другая подобная дрянь намного опаснее для нас, аутистов, чем для вас, нейротипиков.
***
Я не знаю, какая сексуальная ориентация и гендерная идентичность будет у моего брата. Я не знаю, к какой национальности и культуре он будет себя относить. Я не знаю, какая у него будет религия.
Родители аутичных детей говорят мне о том, что я не знаю, каково это – бояться за своего аутичного ребенка. Но я знаю. Я боюсь за своего брата. Я боюсь не его аутизма. Я боюсь вас, нейротипичный обывателей, тех из вас, на кого больше всего повлияла ваша культура. Я боюсь не только вашего эйблизма и эйджизма, я боюсь вашей гомофобии, трансфобии, национализма, религиозного экстремизма, антисемитизма, расизма, исламофобии и тому подобных вещей.
Но вы тоже должны этого бояться. Вы не знаете, какими станут ваши аутичные дети, когда вырастут. Вы не знаете, кем будут их близкие. Не забывайте о том, что социокультурная среда влияет на нас гораздо меньше, чем на вас. И поэтому, если вы хотите обеспечить своим детям безопасную жизнь, выкиньте свои дурацкие предрассудки как можно быстрее. Боритесь с ними, а не с аутизмом. Потому что они, в отличие от аутизма, действительно могут убить.
Я написала этот текст год назад, но проблемы, из-за которых я его написала, никуда не исчезли. Наоборот, после последних терактов фанатизма стала еще больше. Даже в "прогрессивных" родительских группах. Даже в ЛГБТИ+ и феминистическом сообществе. Поэтому я публикую его снова. Не внося в него никаких изменений.
2016 год.
Родители аутичных детей часто говорят нам, что мы не знаем, каково это – боятся за будущее своих детей. На самом деле, многие из нас это знают. У многих аутичных активистов есть аутичные дети. У некоторых из нас есть аутичные братья и сестры. Я понимаю страх родителей аутичных детей, потому что мой трехлетний брат может быть аутичным.
Его еще не диагностировали, но когда я смотрю на него, то постоянно думаю о такой вероятности.
Он трясет руками, так же, как и я. Он трется лицом об махровую тряпку, как я трусь лицом о свою любимую подушку. Он постоянно повторят фразы из любимых мультиков и книг, так же, как и я. Он, как и я когда-то, постоянно задает одни и те же вопросы, и любит получать на них одинаковые ответы. Он поздно начал говорить, да и сейчас, когда ему три с половиной года, говорит не очень внятно. Он любит ходить по одним и тем же маршрутам. Очень долго он не садился есть, пока не выставит в ряд определенные предметы в определенной последовательности.
Он знает все об интересующих его вещах. Ему было около двух лет, когда он начал распознавать марки автомобилей на улице. Он постоянно произносил марки всех автомобилей, мимо которых мы проходили, хоть тогда он почти не говорил. Я в свои двадцать знаю марки автомобилей гораздо хуже него. Он знает всех героев любимых мультиков, все их имена и биографии.
Мама говорит, что ему сложно ладить со сверстниками, но при этом он прекрасно ладит с людьми, которые его старше. И ему очень нравятся другие аутичные дети, возможно, он узнает в них себя. Он десятки раз смотрел «историю Томаса» и «День Найнзеи» из серии видео «Улица Сезам и Аутизм». При виде аутичных детей он радостно трясет руками.
Когда-то я боялась того, что он может быть аутичным, как и я. Я боялась, что мои родители сломают ему психику так же, как они в подростковом возрасте сломали психику мне. Но сейчас я рада тому, что мой брат может быть аутичным. Это поможет нам лучше понять друг друга. Это поможет мне исправить в его жизни то, что я уже не смогу исправить в своей. Я очень много рассказываю своим родителям о тех ошибках, которые они допустили в моем детстве.
Я вспоминаю свой школьный опыт, и школьный опыт других аутичных детей. Я постоянно твержу маме о том, что если мой брат захочет учиться дома, он должен учиться дома, потому что у него есть на это право. Я рассказываю ей о том, что для некоторых детей домашнее обучение подходит больше, чем школьное.
Я вспоминаю бесконечные «девочка должна…», которые я слышала в детстве. Я, как и многие аутичные люди, не придавала большого значения гендеру. Я никогда не соответствовала гендерным нормам. И я ненавидела все эти «девочка должна». И поэтому сейчас я очень агрессивно реагирую, когда моему брату говорят о том, что «пацаны не плачут». Я не люблю стереотипы, и не люблю ложь.
Я думаю о том, что, возможно, я смогу защитить его от своих родителей и от других родственников.
Очень часто большая часть проблем аутичных детей является результатом действия их родственников. Но даже если в нашей семье детей будут считать такими же полноценными людьми, как взрослых, и ни у кого не будет никаких предрассудков об аутизме, есть вещи, от которых я не смогу защитить своего брата. Поэтому он, как и я, никогда не будет в безопасности.
***
Незнакомец отшатнулся от моего брата. Кажется, мой брат повторил мамины слова, и, как обычно, повторил их слишком невнятно. Меня там не было, так что я не могу описать подробности. Знаю только, что незнакомец отшатнулся от моего брата со словами:
- Он что, мусульманин?
Этот здоровенный мужчина испугался трехлетнего мальчугана, который в десять раз слабее его, потому что решил, что этот мальчуган мусульманин.
Для этого человека слова «мусульманин» и «террорист» - синонимы. Он считает опасным любого мусульманина, сколько бы лет ему ни было.
Мой братишка не мусульманин.
Зато я мусульманка. Возможно, мой брат тоже станет мусульманином, когда вырастет. Он считается православным, как и наши родители, но будет ли он православным всегда? Я этого не знаю, и никто не знает.
Что, если он будет аутичным мусульманином, который, как и я, ведет себя странно? Люди видят угрозу во всех мусульманах. И люди видят угрозу во всем, что они не могут понять, а многие люди не могут понять и принять переход из одной религии в другую.
***
Еще я не знаю, какие специнтересы будут у моего брата.
Возможно, он заинтересуется политикой Ближнего Востока и историей исламского терроризма, как и я. Возможно, он, как и я, будет постоянно об этом болтать. Возможно его, как и меня, однажды заподозрят за это в терроризме.
Ведь такое было не только со мной. Такое было с аутичным активистом Лидией Браун, у которого был тот же специальный интерес, что и у меня.
Кроме того, у моего брата может быть другой, не менее странный с точки зрения общества интерес. И кто знает, к чему это может привести…
***
Мой брат любит повторять разные фразы. Выученные наизусть сценки из мультфильмов, фразы, касающиеся его специальных интересов, вроде «и машина, и трамвай, и знак шины», и фразы, которые кажутся ему смешными. Он повторяет их постоянно, неважно, есть кто-то рядом, или нет. Возможно, он этого даже не замечает.
Совсем как я. Я тоже часто хожу по квартире или по улице, повторяя одни и те же фразы. Фразы эти могут быть совершенно бессмысленные, или иметь с реальностью слабую ассоциативную связь. Например, я уже много лет начинаю повторять «я хочу домой», когда куда-то спешу, из-за чего-то волнуюсь или чего-то боюсь. Я повторяю фразу «я хочу домой», даже тогда, когда я дома. Иногда я начинаю повторять эту фразу, даже не замечая того, что я ее повторяю. Это называется эхолалией, и это довольно распространенное среди аутистов явление.
Ко мне как-то прицепились фразы «я хочу возглавить ИГИЛ» и «законы шариата или мученичество».
Первую фразу я стала повторять после чтения многочисленных западных публикаций о деятельности данной террористической организации. В тот период я много думала о моей книги в жанре альтернативная история, один из героев которой действительно хочет возглавить ИГИЛ (ту самую печально известную террористическую организацию, деятельность которой запрещена на территории РФ).
Вторая фраза была мною взята из автобиографии Малалы Юсуфзай, пакистанской девочки, которая была ранена талибами за то, что она отстаивала право женщин на образование. Позже эта девочка стала самым молодым лауреатом Нобелевской премии мира. А фраза эта была написана на значках талибов, которые захватили ее родную деревню в долине Сват.
Как вы, наверное, догадываетесь, аутичная гендернонеконформная ЛГБТ-активистка, которая организовывала акцию против религиозного фанатизма, вовсе не стремится убивать тех, кто не исполняет законов шариата, и уж тем более не планирует ехать в Сирию и занимать место Абу Бакра аль Багдади.
Более того, именно из-за действий экстремистов, которые входят в движение Талибан и ИГИЛ, подвергаются притеснениям нормальные мусульмане. На своих территориях они убивают таких людей, как я. А на территории, на которой живу я, меня вполне могут посчитать их пособницей просто за то, что и они, и я называем себя мусульманами. Это так же абсурдно, как винить афроамериканца-христианина в действиях Ку-Клукус-Клана, потому что этот афроамериканец, как и представители Ку-Клукус-Клана, считает себя христианином.
Я повторяю экстремистские лозунги примерно так же, как я повторяла гомофобные цитаты Петербургского депутата Виталия Милонова, направленные против моих товарищей по ЛГБТ-активизму. Я повторяла их, когда бродила по дому, и думала о том, что заставляет Милонова... быть Милоновым. А потом я стала бормотать эти цитаты на улице, сама того не замечая. Так работает моя эхолалия.
К сожалению, про это не знает большинство прохожих. Они вполне могут принять фразы, которые я когда-то пыталась осмыслить и теперь бездумно повторяю, за мои собственные мысли.
***
Я зашла в Копицентр, чтобы напечатать брошюры об аутизме. Я была уставшая, в состоянии регрессии и дереализации от сильной сенсорной перегрузки. Я забыла, как пользоваться устной речью. Мой мозг упорно отказывался находить слова для образов, которые вертелись у меня в голове. Я должна была что-то сказать, но не могла понять, что именно. Я открыла рот, из которого вырвалось знакомое: «Я хочу возглавить ИГИЛ».
Я не понимала, что я говорю. В моей голове не было других мыслей, состоящих из слова. Там было визуальное расписание ЛГБТ-мероприятий. Мысли о том, как сделать листовки, в виде зрительных образов. И эта фраза.
Я остановилась на последнем слове, осознав, что я говорю.
Когда я спросила свою мать о том, что бы она сделала на месте работников Копицентра, она сказала, что вызвала бы полицию и центр по борьбе с экстремизмом. И это несмотря на всю абсурдность моей формулировки (только представьте себе женщину во главе ИГИЛ!), и на то, что эта фраза никак не похожа на те, что обычно произносят экстремисты перед началом теракта.
Моя мать знает, что такое эхолалия, и все равно она вызвала бы полицию. Другие люди не знают об эхолалии ничего. В том числе те, кто работают в полиции и в центре по борьбе с экстремизмом. Большинство работников данных служб, как и большинство жителей России, даже не знают того, что такое аутизм.
***
У моего брата больше шансов стать жертвою невежества полиции и центра по борьбе с экстремизмом, чем у меня, потому что он парень.
А в центре по борьбе с экстремизмом ничего не знают об аутизме. Они увидят угрозу не только в нашей эхолалии. Они могут увидеть угрозу даже в том, что мы не смотрим им в глаза.
***
Аутичными людям сложнее распознать опасность.
Эта одна из причин того, почему аутичных женщин насилуют чаще, чем нейротипичных. Насильники видят «да» тогда, когда аутичная женщина и не думала говорить «да», неправильно «считывая» невербальные сигналы.
Эта одна из причин того, почему аутичные ЛГБТ-люди устраивают себе аутинги, сами того не подозревая.
И это одна из причин того, почему трансфобия, гомофобия, нацизм, расизм, антисемитизм, исламофобия и другая подобная дрянь намного опаснее для нас, аутистов, чем для вас, нейротипиков.
***
Я не знаю, какая сексуальная ориентация и гендерная идентичность будет у моего брата. Я не знаю, к какой национальности и культуре он будет себя относить. Я не знаю, какая у него будет религия.
Родители аутичных детей говорят мне о том, что я не знаю, каково это – бояться за своего аутичного ребенка. Но я знаю. Я боюсь за своего брата. Я боюсь не его аутизма. Я боюсь вас, нейротипичный обывателей, тех из вас, на кого больше всего повлияла ваша культура. Я боюсь не только вашего эйблизма и эйджизма, я боюсь вашей гомофобии, трансфобии, национализма, религиозного экстремизма, антисемитизма, расизма, исламофобии и тому подобных вещей.
Но вы тоже должны этого бояться. Вы не знаете, какими станут ваши аутичные дети, когда вырастут. Вы не знаете, кем будут их близкие. Не забывайте о том, что социокультурная среда влияет на нас гораздо меньше, чем на вас. И поэтому, если вы хотите обеспечить своим детям безопасную жизнь, выкиньте свои дурацкие предрассудки как можно быстрее. Боритесь с ними, а не с аутизмом. Потому что они, в отличие от аутизма, действительно могут убить.