Интервью с основательницей «Аутичной инициативы за гражданские права» Айман Экфорд

Источник: Леворадикал

       Айман Экфорд на мероприятии Queer-Peace, организованном ЛГБТ-сетью.

Айман, здравствуйте! Если среднестатистический житель России захочет выяснить, что такое аутизм, он первым делом прочтет в Википедии примерно следующее: аутизм – это расстройство… и т.д. Что такое аутизм с точки зрения теории нейроразнообразия и в чем суть самой теории?

Для начала следует отметить, что само по себе «нейроразнообразие» – не теория. Это слово, обозначающее тот факт, что мозг и нервная система разных людей устроены по-разному. Некоторые подобные отличия незначительны, другие более заметны. Некоторые являются заболеваниями, а другие – нет.

В нашем обществе практически все нейроотличия, заметные со стороны, считаются патологией, болезнью, (и, следуя логике наших «специалистов», тем, что надо лечить и искоренять). В соответствии с парадигмой нейроразнообразия (которую не следует путать со словом «нейроразнообразие», обозначающим просто факт, а не идею), многие нейроотличия не являются болезнью. Например, аутизм, биполярное «расстройство» и СДВГ. По мнению сторонников парадигмы нейроразнообразия, эти нейроотличия являются частью личности человека и сами по себе не являются чем-то отрицательным. У этих «нетипичных» нейротипов есть свои сильные и слабые стороны, примерно как у «нормального», нейротипичного нейротипа. Они являются частью естественного человеческого разнообразия, как разнообразие форм ушей и разнообразие сексуальных ориентаций. И, как в случае с сексуальной ориентацией, проблема заключается не в самом разнообразии, а в том, что большинство людей дискриминирует тех, кто от них отличается и патологизирует их особенности.

     Радужный знак бесконечности — символ движения за нейроразнообразие.

Вы начинали общественную работу с достаточно узкой проблематики: вы занимались проблемами ЛГБТ-аутистов. Что толкнуло вас расширить свою деятельность на аутичных людей вообще?

На самом деле все было наоборот! Моим первым проектом был блог Нейроразнообразие в России. https://neurodiversityinrussia.com/
Проект ЛГБТИ+ аутисты http://lgbtautistic.blogspot.ru/
появился несколько месяцев спустя.

Так что это было движение от «широкого к узкому». И оно продолжается. Я продолжаю затрагивать новые темы, такие как аутизм и культурная идентичность, права аутичных детей и права детей и подростков в целом, расовые вопросы, проблемы исламофобии и отношения к мигрантам.
Дело в том, что если мы говорим, например, об аутичной бисексуальной несовершеннолетней девушке-мигрантке, то она не может засунуть свой возраст, сексуальную ориентацию, пол и гражданство в камеру хранения и быть «просто аутисткой». И ее опыт не будет опытом «просто аутистки». И дискриминация, которой она подвергается, не будет дискриминацией «просто аутистки». Вероятно, будет практически невозможно отделить эйблизм (дискриминацию по инвалидноти) от расизма, или эйблизм от эйджизма (дискриминацию по возрастному признаку), или эйджизм от бифобии.

Поэтому, когда ты долго занимаешься какими-то вопросами, поневоле приходится становиться все более интерсекциональным и учитывать все больше видов дискриминации.

С какими проблемами сталкиваются ваши активисты в своей работе? Трудно ли выявлять проблемы аутичных людей?

У нас есть психолог и помощница-юристка, еще у нас есть авторы текстов, есть работники союзнических ЛГБТ-организаций, но большая часть волонтеров – это переводчики.

Переводчики очень часто стыдятся и стараются избегать слова «инвалидность» , даже если текст написан в стиле: «я инвалид и горжусь этим». Они заменяют его на слова «болезнь» и «расстройство», как будто это звучит лучше, или на «ограниченные возможности», как будто у людей без инвалидности возможности безграничны.

На самом же деле инвалидность – это скорее юридический и социальный конструкт. Инвалидность может быть болезнью, а может и не быть. Если завтра наше правительство решит, что все люди обязаны ездить на велосипедах, то те, кто не может на них ездить, будут считаться инвалидами, даже если сейчас они не замечают своих проблем. Они не станут более «больными» или «неправильными». Просто окружающие условия изменятся, у них станет меньше возможностей, чем у большинства, и государство будет обязано это хоть как-то компенсировать. То же самое и в случае с аутизмом. Я не считаю аутизм болезнью, но все учебные программы рассчитаны на нейротипиков, окружающая среда в публичных местах не приспособлена к сенсорным нуждам аутистов, способ общения нейротипиков считается единственно нормальным… поэтому у аутистов нет тех возможностей, которые есть у большинства. И именно поэтому аутизм, не являясь болезнью, является инвалидностью. Если бы большинство людей были аутистами, инвалидами бы считались те, кого сейчас называют нейротипиками.

Выявлять проблемы аутичных людей не трудно. У нас есть аутичные авторы, так что они сами пишут о своих проблемах. Ко мне часто обращаются за советом аутичные люди и родители аутичных детей. Другое дело, что не со всеми проблемами мы можем справиться. Например, в России аутичным людям крайне сложно получить официальный диагноз или добиться инклюзии в школе и на работе. В этом мы ничем помочь не можем, потому что у нас пока нет таких ресурсов.

Публичная акция аутистской инициативы и Альянса гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие.

В массовом сознании закрепилось представление, что аутичные люди не самостоятельны, но гениальны. В качестве примера можно привести Григория Перельмана. Верны ли такие представления?

Лично я не знаю каких-либо подтверждений аутичности Перельмана, хоть я и не изучала его биографию и поэтому не отрицаю, что он может быть аутичным.

Что же касается стереотипа о нашей гениальности…. Обычно нейротипики считают всех аутичных людей либо «умственно отсталыми» (в рунете слово «аутист» в последнее время используется как ругательство, как синоним слова «дурак»), либо гениями. На самом деле и то, и другое – миф. Среди аутистов и гении, и люди с интеллектуальной инвалидностью являются меньшинством.

Стереотип о гениальности аутистов частично сформирован благодаря тому, что люди часто путают знания и умственные способности.

Аутистам свойственно углубленно изучать какую-либо тему, усиленно чем-то интересоваться. Этой темой может быть все, что угодно, – от огнетушителей до квантовой механики и политики Ближнего востока. И если эта тема считается бессмысленной (например, если это популярный ситком или пробки от кока-колы), то аутичного человека могут считать очень глупым, а если она является «престижной» (например, если это физика или иностранные языки), то аутиста могут посчитать гением.

Отсюда, кстати, и стереотип о «сумасшедших ученых» вроде Перельмана, которые очень хорошо разбираются в своей области, но при этом кажутся странными, асоциальными, и мало знают о том, что интересует большинство людей.

У аутичных людей действительно меньше развит «стадный инстинкт», во-первых, потому что они не похожи на большинство людей и у них реже возникает с ними чувство общности, а во-вторых, потому что на них меньше влияет доминирующая культура.
Даже если вы не читали книги о развитии детей и не знаете, что ролевые игры на повседневную тематику зачастую являются проявлением механизма подражания, возможно, вы видели, как маленькие котята копируют действия мамы-кошки. Так вот, у аутичных людей этот механизм копирования обычно развит очень слабо. Кроме того, им сложнее понимать неявные, но заметные для большинства общепринятые нормы поведения. В добавок многим аутичным людям (особенно в детстве) сложно понимать многие абстрактные термины, и слова, обозначающие эмоции, на которых во многом завязана доминирующая культура.

Все это приводит к тому, что аутичные люди, чаще всего, менее подвержены влиянию стереотипов. На них реже влияет пропаганда. Их мышление чуть более рационально, и им легче находить нестандартные решении. Это тоже может рассматриваться как признак ума.

Хотя все это, на самом деле, не имеет значения. Я не люблю говорить о способностях и об интеллекте, потому что не хочу поддерживать дискурс о том, что людей надо оценивать по их полезности. Когда говорят об аутичных людях, многие начинают использовать риторику социального дарвинизма и говорить о том, насколько аутисты «полезны» или «бесполезны» для общества. Мне это напоминает логику авторитарных государств вроде нацистской Германии.

Что же касается несамостоятельности… Многие аутичные люди с детства стремятся к самостоятельности, так что я не назвала бы несамостоятельность аутичным свойством. Проблема скорее в том, что многие аутичные дети (даже недиагностированные) часто подвергаются гиперопеке со стороны родителей и у них практически нет шансов стать самостоятельными.

Очень многих аутичных детей не обучают бытовым навыкам, ожидая, что они просто скопируют поведение взрослых, а, как я писала выше, многим аутистам несвойственно копировать чужое поведение. В результате получается, что ко взрослому возрасту аутист не может выполнять элементарные вещи – не потому, что он «несамостоятельный», а из-за неправильного обучения.

Некоторые же родители слишком большое внимание уделяют «нормализации» детей и «развитию в них гениальности», поэтому, условно говоря, вместо того, чтобы учить их готовить макароны и самостоятельно передвигаться по городу, они учат их играть в куклы, вести светскую болтовню и решать интегральные уравнения.

К тому же у многих аутичных людей есть проблемы с планированием и выполнением различных заданий (например, человек может быть отличным конструктором, но несколько дней наводить порядок на кухне, потому что он не понимает, что и в какой последовательности делать).

И, наконец, у аутистов чаще, чем у неаутистов, бывают проблемы с мелкой моторикой и такие нейрологические патологии, как эпилепсия. Все это явно не способствует качественному и быстрому выполнению работы по дому.

Разрушь кокон отчуждения, бесправия и изоляции аутичных людей. Разные люди — равные права и возможности! — акция аутистской инициативы и Альянса гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие.

Что должно измениться в России, чтобы аутичные люди стали чувствовать себя лучше?

Очень многое. Во-первых, большинство аутичных людей должны иметь возможность узнать о том, что они аутичные. По статистике примерно каждый сотый человек – аутист. Сейчас о своей аутичности знает намного меньше людей. Так что нужно как можно больше понятной и доступной информации об аутизме. Не только о классическом «мужском» типе аутичности, который описывали немецкие специалисты времен Второй мировой (на чьи книги до сих пор опираются многие наши психиатры), а и о «женском типе» аутичности. (это примено 4/5 аутичных женщин и 1/5 аутичных мужчин).

Раньше считалось, что среди женщин в пять раз меньше аутистов, чем среди мужчин. Дело в том, что за странным поведением девочек меньше наблюдали, их меньше изучали, потому что специалистов начала и середины 20 века мужчины интересовали гораздо больше, чем женщины. Потом оказалось, что аутизм у большинства женщин проявляется не так, как у большинства мужчин (многим аутичным женщинам проще притворятся «нормальными», они больше склонны фантазировать, чаще играют в игрушки в детстве, раньше начинают понимать абстрактные понятия). Все это не противоречит критериям диагностики, но наши специалисты больше смотрят не на критерии диагностики, а на теории из старых книг.

У нас до сих пор в учебных программах многих ВУЗов есть книга Баттельхейма «Пустая крепость», где есть теория о том, что аутизм вызван холодностью матери (миф, который на Западе уже лет 30 ни один образованный врач не будет повторять). Многие специалисты верят, что аутизм вызван прививками, некоторые «уважаемые специалисты» говорят о том, что «аутизм – это психоз, который можно лечить таблетками». Так что, во-вторых, надо менять всю учебную программу об аутизме в государственных ВУЗах.

Конечно, это еще не все необходимые изменения. Даже если психиатры и клинические психотерапевты станут более грамотными, диагностика все равно останется дорогостоящей и недоступной для большинства аутичных людей. Значит, им будет сложнее понять причину своих отличий, найти подходящие для них советы, найти других людей, похожих на них, объяснять окружающим свои особенности и добиваться инклюзии. Так что диагностика должна быть бесплатной.

И обучать надо не только психиатров, а и учителей, специалистов по кадрам, врачей…
У нас в большинстве школ условия рассчитаны исключительно на нейротипиков. Аутичные люди не могут устроиться на работу от того, что специалисты по кадрам судят об их поведении по нейротипичным нормам.

Многие аутичные люди из-за недостатка подробных инструкций, особенностей коммуникации и отсутствия инкюзии в больницах не могут обратиться за помощью к врачам. Поэтому продолжительности жизни у аутичных людей ниже, чем у нейротипиков.

Кроме того, должны быть созданы службы социальной поддержки для аутистов – например, многим аутичным людям, нужна помощь в выполнении работы по дому. Некоторые аутичные люди не могут говорить, и поэтому альтернативные способы коммуникации (письмо, печатанье, карточки с картинками), должны считаться такими же важными и нормальными видами коммуникации, как и обычная речь.

И наконец следует избавиться от парадигмы патологии. Многие аутичные люди с детства привыкли ненавидеть себя. То, как они мыслят, как воспринимают общение, как воспринимают окружающую сенсорную информацию, как относятся к своим интересам, даже простое и естественное для них поведение, которое никому не мешает… все это считается патологией. Некоторых аутистов, диагностированных в детстве, стараются «исправить» их родители – есть специальные методики, своеобразная «репаративная терапия» для аутистов, чтобы сделать их поведение «неотличимым от поведения их сверстников», «снять симптомы». Сам образ мышления и восприятия при этом не меняется, как и способ работы мозга.

Многие аутисты, диагностированные или самодиагностированные во взрослом возрасте, сразу же натыкаются на информацию о том, какие они неправильные. И специалисты, и авторы статей в интернете обращают внимание только на их слабые стороны,и внушают им, что таких, как они, быть не должно. Им внушают, что они должны стать другими людьми, чтобы хоть как-то жить нормальной жизнью, и некоторые в это верят. Они тщетно пытаются изменить себя. Это приводит к заниженной самооценке и большому количеству психических проблем, иногда даже к суицидам.

Аутичные люди должны чаще появляться в СМИ и массовой культуре. Аутичные дети должны видеть, что есть другие люди, похожие на них, что они могут быть счастливыми и успешными.

Аутичные персонажи должны чаще появляться в книгах и фильмах. Не «стереотипные персонажи-аутисты», которые являются воплощением критериев диагностики, не аутисты-гении или аутисты с интеллектуальной инвалидностью, а самые разные аутичые люди. И они не должны быть показаны в качестве «фриков». Важно, чтобы окружающие знали, что аутичные люди бывают самыми разными, и что они живут среди них.

Многие общественные активисты открещиваются от политики. «Грязное дело!», «Мы аполитичны!» — такие совсем детские заявления можно услышать из уст многих общественных деятелей. Как вы смотрите на этот вопрос? Можно ли всерьёз решать проблемы тех или иных групп населения, игнорируя политическую борьбу?

Аутичный человек понимает потребности и особенности другого аутичного человека лучше нейротипика. Поэтому все государственные программы, касающиеся аутизма, от введения инклюзии в школах до создания более универсальной и доступной системы диагностики, должны контролироваться самими аутичными людьми. Нам нужны аутичные чиновники, аутичные советники в министерствах, аутичные активисты, которые будут продвигать антидискриминационные законы и идеи (потому что тем, кто у власти, зачастую сложно это делать). Но у нас к активистам не прислушиваются. И у нас мало внимания уделяют вопросам гражданских прав, а движение за нейроразнообразие —
это движение за гражданские права.

И пока нашему правительству будет наплевать на гражданские права, пока у нас будут бояться меньшинств и активистов, которые пытаются бороться за права меньшинств, вряд ли мы сможем добиться реальных перемен.

Сейчас у нас права меньшинств ассоциируются с «западными ценностями», с «толерастией», поэтому говорить о них очень сложно. Особенно если учитывать еще и пересечение дискриминаций, о котором я писала выше.

Так что игнорировать политический контекст в данном случае невозможно. С политической борьбой (если рассматривать ее именно как борьбу за власть) все сложнее. У нас явно не хватит ресурсов, чтобы вступить в политическую борьбу. Да мы и не сможем войти в нее как независимая политическая сила (наша цель – улучшить положение конкретных групп населения, а не получить власть над государством). Так что нам надо к кому-то примкнуть. К кому-то, кто готов бороться за наши интересы, и кто, возможно, придет к власти. А таких людей нет.

Можно ли назвать вас феминисткой? На вашем сайте есть материалы, которые поднимают важные вопросы для феминистского движения. Например, вопросы игнорирования современным феминизмом проблем женщин, которые не вписываются в парадигму «феминизма белых женщин среднего класса». Это и проблемы расизма, и проблемы трансгендерных людей, проблемы аутичных людей и т.д. Можно ли сказать, что российские феминистки не избежали ошибок зарубежных сестёр?

Я с легкостью называю себя феминисткой в разговорах с консерваторами, которые разделяют патриархальные идеи. Но мне сложно называть себя феминисткой с другими феминистками, потому что многие из них догматичнее верующих-фундаменталистов. Я встречала слишком много феминисток, которым важно, к какому именно направлению феминизма ты принадлежишь, согласна ли ты со всем, с чем согласны представители данного феминистического течения, какую проблему женщин ты считаешь более важной, и т.п.

Если твое мнение отличается от мнения большинства, если у тебя другие приоритеты в рамках феминистического движения, если у тебя другой опыт, то все – ты уже не феминистка.

Например, моя культура не совпадает с культурой моих родителей. Я не скопировала ее с помощью социализации от своих родителей, а сформировала из всей информации, взятой из окружающего мира, поэтому она у меня скорее американская, чем постсоветская. Я считаю себя скорее интерсекцинальной феминисткой, а большинство интерсекциональных феминисток считает, что человек не может принадлежать к «чужой» культуре. Если бы так совпало, что мои привычки и взгляды больше были бы похожи на привычки и взгляды, например, пуштунов, чем русских меня бы считали культурным апроприатором.

Я не говорю, что так посчитали бы все интерсекциональные феминистки (я ведь так не посчитала бы, и, думаю, я не одна такая). Но я встречал слишком много феминисток, у которых люди существуют для теорий, а не теории для людей. Когда они видят опыт, не похожий на тот, что описан в академических статьях, они начинают его отрицать, вместо того, чтобы переосмыслить свою теорию. Взять ту же культурную апроприацию – подобная проблема существует, и о ней надо говорить, но это не значит, что любой автор, выступающий против культурной апроприации, обязательно прав и не может никого дискриминировать.

Они повторяют ошибки западных сестер, потому что отказываются принимать, что чей-то опыт может отличаться от их собственного (или от того опыта, что описан в академических статьях с зарубежных сайтов). Например, что у нейроотличных людей, у которых механизм «подражания» не работает типичным образом, культура тоже может быть сформирована нетипичным образом. Или что мусульманок не надо спасать от ислама. Я мусульманка, и из-за этих призывов мне крайне неприятны многие феминистические группы. Самое абсурдное в том, что их администраторы ведут себя не лучше, чем те мужчины, которых они критикуют, – они считают себя «спасателями», более умными и сильными, и им наплевать на мнение тех, кого они собираются спасать.
Они даже не пытались найти информацию об исламских феминистках, разобраться в том, что же такое ислам, понять, почему женщины становятся или остаются мусульманками. Они говорят о мусульманках, игнорируя мнение самих мусульманок.

И подобное касается не только вопросов нейроотличий, инвалидности, ислама, и «чужих» культур. Подобное повсюду (взять ту же трансфобию многих феминисток, или то, что они не воспринимают подростков как полноценных людей).

Будет ли верно утверждение, что чем беднее человек, чем ниже его социальный статус, тем сложнее ему жить как аутисту? Есть ли вообще проблемы у аутистов из состоятельных семей? Можно ли сказать, что проблемы аутичных людей в России – это проблемы аутичных людей рабочего класса?

Бедные аутичные люди действительно более уязвимые, чем аутичные люди среднего и высшего класса. Среди аутичных людей огромный уровень безработицы, и для бедных аутичных людей это может быть смертельно опасно.

Бедным аутичным людям сложнее получить официальный диагноз.

Аутичные дети из бедных семей чаще учатся в неблагополучных школах, в которых они регулярно подвергаются травле и побоям.

Бедным аутичным людям сложнее получить качественную медицинскую помощь. Иногда это фактически невозможно. Многие врачи из государственных клиник прикасаются к пациентам без предупреждения (а многие аутичные люди не переносят неожиданных прикосновений), задают слишком абстрактные вопросы (а многим аутичным людям сложно описывать свои чувства словами), судят о состоянии пациентов только по их словам, не проводя качественного обследования…

Этот список можно продолжить. Но это не значит, что проблемы аутичных людей в России – это исключительно проблемы бедных аутичных людей и аутичных людей из рабочего класса.

Во-первых, образ мышления и естественное поведение аутичных людей настолько отличается от общепринятого, что недоразумения неизбежны. Не важно, к какому социальному слою или классу ты принадлежишь, все равно столкнешься с «культурной пропастью». Твои слова и твои действия будут неправильно истолкованы, а ты будешь неправильно понимать окружающих. Это может стать причиной множества недоразумений и психологических проблем.

Во-вторых, даже самые богатые аутичные дети беззащитны перед своими родителями. Если вы вспомните о том, что считается правами человека, и подумаете над тем, какие права есть у детей, то поймете, что все права, кроме права на жизнь, находятся в руках их родителей. Дети фактически находятся у них в рабстве. Родители могут заставлять своего ребенка исповедовать неприятную для него религию, ходить в школу и подвергаться там насилию. Родители могут забирать вещи своего ребенка, бить его, принуждать работать, пытаться навязывать бессмысленное, но общепринятое поведение (вроде поддерживания контакта глазами).

Подумайте – воровство, принудительное помещение в неблагоприятную среду, побои, принудительная работа, насильственные попытки изменить самое естественное поведение – это попадает сразу под несколько статей уголовного кодекса. Если, конечно, подобные преступления совершаются не по отношению к несовершеннолетним их родителями.

Зато родители могут отправлять своих детей в психоневрологический интернат, в которых зачастую условия хуже, чем в тюрьмах, и детям будет практически невозможно самостоятельно оттуда выбраться. Фактически, родителям достаточно заявить, что их ребенок с психическим диагнозом вел себя агрессивно, и все – его уже могут забрать на принудительное лечение.

                                   
Акция зарубежных активистов. Бойкот Autism speaks.

Какие задачи планирует решить ваша организация в новом 2017 году?

Прежде всего, мы надеемся найти финансирование для того, чтобы ввести несколько новых проектов. Например, мы пытались создать и зарегистрировать общественную организацию, которая имела бы право проводить проверки в психоневрологических интернатах (ПНИ). Сейчас они практически неподконтрольные, и многие люди попадают туда незаконно. Но для того, чтобы нас допустили в ПНИ, нам нужен врач-психиатр, и нам нужны деньги на регистрацию и функционирование организации.

Еще мы хотели бы провести курсы по повышению квалификации для специалистов, работающих с аутичными людьми, и для студентов, которые в будущем станут психиатрами и психотерапевтами. По-хорошему, подобные курсы нужны и для обучения обычных преподавателей, психологов, врачей и специалистов по кадрам. Но пока мы не можем найти ресурсы даже для обучения психотерапевтов в дружественных ЛГБТ-организациях.

Мы планируем наладить связь с некоторыми больницами, на которые у нас есть выход, чтобы предоставить им информацию о том, как сделать медицинское обслуживание более доступным для аутичных людей.

Не знаю, что именно из этого нам удастся. Это будет зависеть от наших ресурсов. Но, в любом случае, думаю, в дальнейшем мы сможем работать с дружественными организациями, проводить группы поддержки для аутичных людей в Санкт-Петербуге вести наши сайты и переводить информацию с английского языка.

Еще у нас есть разрешение на перевод антологии Loud Hands, одного из первых сборников историй аутичных людей, написанных с позиции парадигмы нейроразнообразия.

Если наши читатели захотят помочь вам, как они могут это сделать? Что входит в задачи волонтёров?

Ну, во-первых, нам нужны переводчики с английского языка. Как для сборника, о котором я писала выше, так и для наших сайтов Нейроразнообразие в России и ЛГБТИ+аутисты. Они нам нужны постоянно. Интересных материалов на английском слишком много, а переводчиков слишком мало. Чаще всего нам надо переводить статьи и посты, иногда – видео (поэтому нам также нужны те, кто может хорошо распознавать английскую речь на слух, но это не обязательно).

Обычно мы работаем так: я даю человеку простенький пробный текст, чтобы проверить его уровень знания языка и качества перевода. Потом уже подбираю другие тексты в зависимости от этого уровня знаний. Человек может сам назначить себе дедлайн, или попросить, чтобы его назначила я. Нет ничего страшного в том, если человек не может переводить быстро или если он не справляется с дедлайном – мне гораздо важнее знать, когда я смогу получить перевод, и заранее узнавать о возможных задержках.

Также очень важно, чтобы перевод звучал по-русски, а не был калькой с английского текста. Так что понятность для нас важнее дословности.

И еще мне важно, чтобы у меня было право редактировки перевода и чтобы переводчики спокойно воспринимали то, что я могу многое переделать.

Кроме того, нам нужны аутичные люди, их близкие и специалисты, которые разделяют наши взгляды и готовы писать и публиковать у нас свои статьи об аутизме.

Также нам нужны новые волонтеры – юристы, которые могли бы отвечать на вопросы наших читателей. Пока у нас есть всего один юрист-консультант, но иногда у нас бывает слишком много вопросов, или нам может быть нужна срочная помощь.

Кроме того, мне бы очень хотелось снять художественный непатологизирующий мультфильм об аутичности для детей –у нас есть уже несколько идей, но нет средств и навыков для того, чтобы их реализовать.

Если кто-то хочет помочь нам, он может написать мне в ВКонтакте: https://vk.com/aymaneckford
либо на адрес нашей электронной почты: autisticinitiativerussia@gmail.com

Сайт Аутистской инициативы.

Также вы можете помочь своими репостами, распространяя информацию из наших групп в ВКонтакте:
https://vk.com/lgbtiautistic
https://vk.com/neurodiversityinrussia

Но, что самое главное, вы можете помочь аутичным людям своими делами, не затрачивая для этого особого времени и сил. Здесь вы можете прочесть о том, как это сделать.

Большое спасибо за ваши ответы! Мы желаем вам успешной и плодотворной работы.

Не за что. Спасибо вам за то, что заинтересовались моим проектами.

P.S. Если у ваших читателей возникнут вопросы или если они захотят пригласить меня прочесть лекцию об аутизме, парадигме нейроразнообразия, интерсекциональном пересечении аутизма и ЛГБТ-тематики, о социальной модели инвалидности, создании инклюзии и о других подобных вещах, они могут писать мне на: autisticinitiativerussia@gmail.com или в ВКонтакте: https://vk.com/aymaneckford